Больше лает, чем кусает

— Каждую мокрую ниточку,— кудахтала она озабоченно,— надо снять, притом сделать это сию же секундочку!

В ходе разглядывания ее лица, дергающегося, как флюгер, в целом, а в особенности при наблюдении за ее пупырчатой верхней губой, вытягивающейся вперед то ли утиным клювом, то ли кобровым капюшоном и вздымающейся к подрагивающему рылообразному носу, у Белаквы сложилось впечатление, что Фрика чем-то взволнованна. И действительно, ее ослино-дурацкое смятение быстро сменилось состоянием высочайшей возбужденности. Казалось, что она в своей непонятной крайней взволнованности вот-вот начнет скакать как безумная. Белаква решил, что следует каким-то образом заблаговременно предотвратить такой всплеск эмоций.

— Нет, нет, не стоит так беспокоиться, все в порядке,— сказал он спокойно и сдержанно,— если б я мог получить полотенце, то это бы...

— Полотенце?! — вскричала Фрика. В тоне ее прозвучало столько возмущенной насмешки, что ей пришлось сморкаться, чтобы отвлечь внимание от прозвучавшей глумливости. А то, не ровен час...

— Да, полотенце,— снова сдержанно и спокойно подтвердил Белаква.— С его помощью можно было бы обтереть самое мокрое...

Самое мокрое! Подумать только! Какая нелепость! Говорить о самом мокром, когда и так совершенно очевидно, что он промок насквозь и на нем нет и сухого пятнышка!

— Так ты же вымок до ниточки!

— Вовсе нет,— отпирался Белаква,— и если бы ты дала мне полотенце...

Калекен, хотя и была, как легко догадаться, весьма огорчена и опечалена, достаточно хорошо зная Белакву, быстро поняла, что его решимость принять из ее рук помощь лишь в виде выдаваемого ему полотенца ничем не может быть поколеблена. К тому же собравшиеся в гостиной уже успели воспользоваться ее отсутствием, о чем тут же возвестил возросший шум — мышки стали развлекаться! И Фрика потопала прочь с кислым выражением на лице. "Ну прямо тебе гусыня,— подумал Белаква,— убегающая от вредного мальчишки, мелькают лапки, а взлететь никак не может". Фрика быстренько вернулась с двумя полотенцами — одним волосатым и очень большим, а другим простеньким и маленьким.

— Ты подхватишь простуду и умрешь! — пророчествовала Фрика с аденоидной резкостью, столь ему знакомой. Когда она вернулась к гостям, у нее вдруг возникло чувство, что все это уже с ней происходило, наяву или во сне, или, может быть, ей о чем-то таком рассказывали...

Шас, беседовавший тихим голосом с Рыбачкой с Шетландских островов, ожидал с некоторым томительным беспокойством момента, когда его призовут сделать свой поэтический вклад в вечеринку. И вот пришла та лучезарная минута, когда Шас, словно неожиданно помутившись в рассудке или испытав неожиданное раздражение, вызванное его совершенно новой toga virilis[103] завершил свою безупречную декламацию, которая не могла бы вызвать никаких нареканий, таким четверостишием:

Toutes etes, serez ou futes,
De fait ou de volonte, putes,
Et qui bien vous chercheroit
Toutes putes vous trouveroit.[104]

Альба, которую мы — дабы прийти на помощь Белакве — вынуждены были на некоторое время оставить и сделать это с такой же характерной поспешностью, с какой она глотала таблетки, оказывается, начала свою военную кампанию. Первым делом она отослала господина Хиггинса и Б.М. заниматься своими делами. Они, можно сказать, полетели — другого слова и не подберешь — от нее в разные стороны. Засим, не снизойдя до того, чтобы принимать какое-либо участие в этих фигилях-мигилях, в этом мрачном безобразии, проходившем под лозунгом "поцелуй меня, дорогуша", которое распространилось по дому со скоростью лесного пожара и забушевало от подвала до чердака, и которое творилось под покровительством куртизанки, подающей надежды, и дамского угодника, утерявшего интерес к женщинам, она принялась в своей спокойной и неподражаемой манере отлавливать тех, кто подавил в себе инстинктивное стремление предаваться гадким поцелуям и обниманиям, и делала это с одной-единственной целью — посмотреть, как они это воспримут и как отнесутся к ней, к этой женщине небольшого роста, такой невозмутимой, полной самообладания, такой любезной и учтивой, с прекрасными манерами, облаченной в алое платье. Так что с точки зрения ее Создателя и ввиду отсутствия Белаквы, она в тот вечер в Доме Фрики олицетворяла силы добра.