Больше лает, чем кусает

— Ну дай же человеку дочитать свои стишки,— пробормотал Белаква,— ну что ты все время шумишь и не даешь человеку читать свои стихи?

Взрыв аплодисментов, беспрецедентных в анналах сборищ в розовато-лиловом салоне Фрики, засвидетельствовал, что Поэт наконец дочитал свои стихи.

— Ну,— теперь уже громче сказала Альба.

Белаква, позволив себе сделать глубокий вздох и набрать полные легкие воздуха затхлой и зловонной атмосферы, протараторил со скоростью человека, демонстрирующего особо сложную для выговаривания скороговорку, позаимствованный где-то quodlibet[112]:

— Когда я вспоминаю равнодушно ушедшие печали, то равнодушен мой рассудок, а память все так же хранит печаль. Рассудок по причине равнодушия, в нем заключенного, имплицитно равнодушен, а память по причине печали, в ней заключенной, сама по себе не может печалиться.

— А теперь повтори это снова, однако, помедленнее,— приказала Альба.

Белаква начал повторять, и все получалось у него замечательно, но Альбе пришла в голову неожиданная мысль, и она прервала его:

— Проводи меня домой.

— А у тебя есть... эти вот,— пробормотал Белаква,— потому что у меня нет ни пенни.

Альба успокаивающим жестом положила свою руку на его руку.

— А я хочу знать...— говорил Студент.

— Так что, проводишь? — спросила Альба.

— Я вот вычитал в газетке,— мило беседовал Человек Закона с Шасом,— что на покраску Эйфелевой Башни уходит сорок гон желтой краски.

Фрика, вернувшись в залу после того, как она проводила ко входной двери изменника, сбежавшего под неубедительным предлогом необходимости не опоздать на поезд, явно собиралась снова взобраться на помост. Лицо ее было полностью заставлено возмущенным выражением.

— Быстро,— стал торопить Альбу Белаква,— надо улизнуть до того, как начнется следующее выступление.

Фрика, заметив их побег, бросилась вслед за ними, расплескивая вокруг себя потоки злобы и раздражения. Белаква, пропуская вперед Альбу, распахнул парадную дверь на улицу. Альба остановилась, слово бы желала проявить особую вежливость и пропустить вперед Белакву.

— Нет, сперва дамы,— объявил Белаква, не двигаясь с места.

Он настоял на том, чтобы взять такси. По дороге они молчали, не найдя о чем говорить. Je t'adore а legal[113]...

— Ты не могла бы заплатить водителю? — попросил он, когда они подъехали к ее дому,— Я ж тебе говорил, у меня нет ни пенни, я все истратил на бутылку.

Альба достала из сумочки деньги, и Белаква расплатился с таксистом. Выбравшись из машины, они стали перед воротами, лицом к лицу, на мокром асфальте. Дождь почти полностью прекратился.

— Ну...— пробормотал Белаква, раздумывая над тем, следует ли ему совершить бэзмэн[114]. Он проделал необходимое движение, демонстрирующее его намерение, но Альба отстранилась и, сделав шаг к воротам, отодвинула задвижку.

Tire la chevillette, la bobinette cherra.[115]

Извините за все эти французские выражения, но дело в том, что это создание, этот наш Белаква, строит в уме всякие фантазии по-французски. И сны ему снятся по-французски.

— Заходи,— пригласила Альба.— В камине горит огонь, тепло, есть и бутылка.

И он зашел.

Она, как всегда, сядет в кресло, а он, как обычно, разместится на полу у ее ног и наконец прислонится своим маленьким антраксом — карбункулом на затылке — к ее бедру, и это будет лучше всякой припарки. Ну и все остальное будет: и бутылка, легкие слезы от естественного проявления чувств, и ее пальцы, заряженные энергией высокой частоты, в его волосах...

Nisscht möööööööglich[116].

А потом дождь снова полил вовсю, водными потоками обрушиваясь на землю и создавая массу неудобств Рождественскому суетливому движению как на дорогах, так и на тротуарах тем, что лил без перерыва почти двое суток. Некое божественное создание, по происхождению из Лейпцига — этому созданию Белаква, где-то вскорости после Праздника Богоявления, отмечаемого на двенадцатый день после Рождества, имел оказию поведать, что выпадение осадков в виде дождя в зимние месяцы вызывается заклинаниями Членов Совета Дублинского Университета,— воскликнуло:

— Himmisacrakruzidirkenjesusmariaundjosefundblutigeskreuz![117]

Именно так, все на одном дыхании и произнесенное как одно слово! Подумать только, какие штуки иногда выкидывают люди!

Но ветер поутих, как это часто бывает в Дублине, когда респектабельные мужчины и женщины, которых этому ветру доставляет такое удовольствие злить и раздражать, укладываются в постель, и дождь, ничем не тревожимый, спокойно лил свои потоки вертикальными струями. Дождевая вода низвергалась на залив, на берег, на горы, на равнины, а особенно обильно и отчаянно дождь поливал Центральный Общественный Туалет.