Больше лает, чем кусает

Это гадкое подстегивание привело к тому, что Белаква принял приглашение сказать свое слово со значительно меньшей сердечностью, чем ему хотелось бы. И произнес он свою речь с того места, на котором стоял, и таким голосом, которым он особо хорошо владел.

— Ну что ж, правда, вот так, сразу, экспромтом... Прежде всего я хотел бы выразить благодарность госпоже Уне ббоггс, да позволительно мне будет так к ней обратиться, за напоминание, как всегда очень своевременное; господину Драффину за потоки добрых пожеланий, выраженных изящным мейозисом[227]; господину и госпоже, фамилия которых так мило начинается с двух маленьких "бэ", за их щедрость и изобилие угощения; всем подружкам невесты и особо их главе, за столь умелое выполнение всех тех хлопотных обязанностей, которые на них были сегодня возложены; Скырму и Нойцше, которые, как мне радостно видеть, не воспользовались представившейся возможностью, как они это вполне могли сделать; моему другу, шаферу, и вообще отличнейшему человеку, Кэпперу Квину, известному также под прозвищами Малютка и Волосатик, который денно и нощно поддерживал и меня, и многих других, и оформление духовного тела которых, я полагаю, с достаточной долей уверенности можно считать fait accompli[228]^; всем служителям церкви, где сегодня имела место быть наша торжественная церемония; аббату Габриэлю особо; и всем тем, кто был столь любезен и нашел время прибыть на церемонию, поприветствовать, засвидетельствовать и прочее, и прочее, и позволить себя вовлечь в круговерть сегодняшних событий. Эле-лё! Жу-жу![229]

В толпе гостей исследователь Плутарха оказался рядом с физиком, исповедующим самые последние достижения физической науки.

— Если кратко подсуммировать, этим он открыл свою глубинную сущность,— заявил первый.

— Да, этот симметричный двустворчатый мир,— глубокомысленно проговорил второй.

Взгляды их встретились, и глаза наполнились слезами.

Если и был какой-то малый шанс того, что речь Белаквы принесет некоторое удовлетворение слушающим, то он, шанс то есть, начисто улетучился оттого, что, как тут же было подмечено, Белаква загибал очередной палец при упоминании очередного человека, которому следовало выразить благодарность. Никто вслух никаких замечаний не высказал, однако же все своим видом и вздохом облегчения, когда он закончил, дали по нять, что они думают по этому поводу. Тельма демонстративно прошествовала к двери в сгустившейся атмосфере молчания и легкого шока, от крыла дверь и закрыла ее за собой, хотя и без стука. Такое независимое проявление неудовольствия выдернуло почву из-под ног Уны, которая вознамеривалась с максимально возможным шумом усесться на свой пуфик как раз в тот момент, когда в ее услугах возникла особо острая нужда, и тем самым проявить свое пренебрежение к невесте.

А вот Квин, напротив, будучи до конца верным своим обязанностям шафера, подскочил к Белакве, готовый исполнять Белаквовы просьбы.

— Незаметно выйди из дому,— шепнул ему на ушко Белаква,— и подгони машину к черному входу, ну к тому, что выходит на проулок Датский.

А тем временем гости, явно чувствуя себя неловко, уже выходили из столовой в гостиную. Уолтер и Отто Олаф, выступая как противники, затеяли какую-то дурацкую игру, вроде пятнашек, вокруг личности Альбы, причем Олаф сразу оказался явно более слабым соперником. Замыкали исходящую процессию Гермиона, расползшаяся в глубоком, как могила, кресле на колесиках, и Джеймс, который толкал кресло сзади. Этот гротескный экипаж затормозил, а потом и вовсе остановился в узком коридоре по причине того, что пассажирка выставила одну ногу и уперлась ею в пол, сделав это по кокетству или потому, что ногу свело,— мы этого точно не знаем и предоставляем решать эту загадку самим читателям.

— Джим, мои костыли остались в столовой,— уведомила Гермиона Скырма.

Джим отправился назад за костылями. Уолтер отступил под прикрытие Гермионы, но Альба отправила Отто Олафа от себя куда подальше. Джим вернулся с костылями, Гермионе, хоть и с трудом, но все же удалось выбраться из могильно-глубокого кресла и взгромоздиться на костыли, а Уолтер тем временем присоединился к Альбе. Так они и стояли в коридоре, все четверо, обсуждая то да сё, способы и пути, поначалу раздельно, а потом, когда невольно услышав, что тема обсуждения совпадает, стали обсуждать все вместе. Четыре головы лучше, чем две, а восемь голов лучше, чем четыре, ну и так далее.