Больше лает, чем кусает

Письмо твое всьо намочено сльозками и ниче-во другова как смерть не остаеца. Я сама горька плакала и плакала и плакала! Сльозы, сльозы, сльозы и больше ничево! А потом твойе письмо пришло, а в нем еще сльозы, а после того как я прачла и читала снова и снова, у меня лицо всьо было в чирнилах. И сичас сльозки текут по моему лицу. Сичас рано утром, совсем рано, сонце только встает, поднимайеца за чорными деревами, скоро всьо паминяеца, небо станет голубым, а дерева станут залатистакаричневыми, но одна толька вещ не миняеца — эта боль и эти сльозы. Ах Бел, люблю тебя страшно, хочу тебя страшно, хочу тваего мягкаво тела белова тела Nagelnackt![234]Тело мое хочит твоево тела, страшно хочит, аж кричит всьо — хачу!!! Руки мои и губы мои и сиськи мои и всьо остальнойе что у миня есть хочут тебя, иногда мне трудно сдержать обищанье но пока обищанья своево не нарушила и не нарушу! Буду ждать тебя и когда мы наканец встретимса я смогу обладать тобой мой Geliebte![235] Что больше: боль разлуки когда мы далеко друг от друга или боль близкости когда мы вместе и плачим от красоты друг друга? Думаю что второйе больше а то мы оставили бы всякую надежду быть не только нещасными.

Вчера вечером была в кино, смотрела шикарную фильму, в ней не было никаких там обычных обниманий и целований, кажица никогда раньше мне так кино не нравилось как вчирашнее, но и печальная была я тоже от этого кино, "Sturm uber Asien"[236] называеца если эту фильму будут паказывать в Дублине пойди посмотри обязательно, кажица реги[237] та же самая что и в "Der Lebende Leichnam"[238], эта фильма что я смотрела вчера была точно говорю совсем другая чем другие, там была не про любов, ну не про ту любов что между мущиной и женщиной, никаких там не было красивеньких глюпеньких девиц, каторые строят глазки, почти все там пажилые серьозные люди из Азии с замичательными лицами, черные озера и шикарные Landschaften[239]. А когда я шла домой в небе была моладая луна над чорными деревами и это было так шикарно что мне захателас плакать. Я развила руки в стороны и стала воображать что ты лежит у меня на груди и глядит на меня как ты глядел в те луносветные ночки когда мы гуляли под большими каштанавыми деревами а звездочки мигали сквозь ветки.

Я познакомилас с новой знакомой, она моладая очень красивый чорные волосы очень бледная говорит почти только по цыгански или по-египетски[240], не понятно. Она рассказала мне про мущину катораво она любит сичас но каторый в америке далеко в какомто одиноком месте и не приедет еще четыре года и не может писать ей потомучто там где он живет нет пошты и она получает от него письмо раз в четыре месяца, представляет если б мы получали друг от друга одно письмо раз в четыре месяца в каком мы были бы сечас состаянии, бедная девочка мне так ейе жаль! Мы пошли с ней на танцы в пять часов, было давольно скушно но все равно немножко забавно смотреть на то как люди ни о чем не думают кроме как о том что на них надето а мущины поправляют себе галстухи каждую минуту. А по дороге домой я вдруг попала в страшное состая-ние опечаленной печальности и не могла сказать ни слова и не захатела ничево говорить и все на меня очень сердилис а мне было наплевать а когда я села в автобус я достала мою маленькую книжечку и карандашык и написала сто раз Любимый мой Бел, Бел мой возлюбленый. Мне никогда в жизни не хателас так мущину катораво я люблю и никогда так не хотелос быть с ним с ним с ним, с тобой значит. Я хочу тебя по всякому, по всякому тому что значит хотеть мущину и ждать. Я хочу тебя так сильно, только и только тебя. По-еле того как сошла с автобуса и все время кричала во весь голос ванзиних! ванзиних! ванзиних![241]Фрау Шланк принесла мне твой носок который ты тут забыл и от этого носка когда я его увидела я еще больше заплакала. Наверно я не пошлю тебе этот носок я спрячу его в ящичек вместе с твоими сладкими письмами. Еще я получила записку от одново мущины который просил меня пойти с ним на танцы в суботу вечерам, думаю я пойду. Я знаю ты мой возлюбленый Бел не будеш против и еще когда ходиш на танцы и в кино время идет быстрее а мущина тот что меня пригласил совсем дурачок но танцует совсем хорошо и к тому же подхадящего для меня роста. Флирт очень развликает но дальше легкого флиртования не должно итти.

А потом я встретила старика с трубкой и он сказал мне что мне прислали письмо в голубом канверте а потом встретила другого старика с ключами в каридоре и он сказал Grüss Gott[242] но что он сказал еще я не слышала.