Больше не приходи

На кровать Инна не легла, а села, снова привычным жестом примяв и обхватив подушку. С привычным изяществом скрестила ноги. Но разбухшее, некрасивое лицо не выражало ничего, кроме муки.

– Валерьяночки? – заботливо спросил Самоваров и потянулся к пузырьку на столе.

– Нет уж. Я столько всего напилась, что не действует... только противно... Николаша, мне плохо! Если б вы знали... Это и должно было случиться! Я такая дрянь.

– Что вы говорите такое! Побойтесь Бога!

– Вы не знаете!.. Я приношу несчастья; я давно это заметила... Это сакральное; у меня черная аура. Я ношу черное – предупреждаю, но никто не понимает, никто.

«Что она плетет!» – изумился про себя Самоваров, но потом припомнил, что краем глаза видел в этой комнате утром что-то про Блаватскую, труды семейства Рерихов. Он огляделся – ну конечно, вот они, в зеленых самодельных переплетах, отрада времен застоя. Нет, надо беднягу вытаскивать из зеленых мистических дебрей, иначе несдобровать ей, тронется умом-то...

– Я все понимаю, – храбро вызвался он.

– Что вы можете понимать?.. Эти двое убиты, а вчера эти двое любили меня... во всех смыслах, понимаете? Это же не случайно! Я такая дрянь, я изменила Игорю с Семеновым...

– Не надо, я понимаю, – вскричал скромный Самоваров.

– Да не понимаете вы! Значит, я чувствовала смерть! Что же еще?.. Если б я знала! Не знала, но духовное предчувствие... Я только Игоря любила, а сделалась дрянь, пошла в чулан с Семеновым...

– Пожалуйста, не надо! Это мелкие детали. Припомните-ка лучше, когда вы возвратились сюда, Игорь Сергеевич был в мастерской?

– Там горел свет. Я дошла до поворота в коридоре, посмотрела – там свет. Он вообще-то рано ложился, а тут вздумал писать натюрморт со свечой. И я не удивилась! Если бы я...

– Вот про это не надо, – властно пресек новую истерику Самоваров. – Как вам показалось, там был с ним кто-то еще? Егор? Настя?

– Не знаю. Было тихо, а я, дрянь...

– Стоп! Об этом больше не будем! Семенов к себе пошел?

– Да... Но он потом все возвращался, стучал в мою дверь, умолял впустить, нес какой-то вздор... Вы ведь знаете, как это бывает...

Самоваров притворно покачал головой, мол, знаю.

– Он хотел ко мне, но я не открыла... Я такая дрянь...

– Нет, вы заблуждаетесь. А скажите, возвращаясь к вам, Семенов мог что-нибудь заметить около мастерской? Или кого-нибудь? Или услышать что-то? Там ведь на одну лестницу два хода. Мог?

– Наверное. Так вот о чем он говорил во дворе...

Она перестала плакать, взгляд прояснился и ее осенило:

– Ну да! Тогда он не обратил особого внимания, а потом понял... Но кто же? Егор? Никак не могу поверить. Глупый мальчишка, паразит, я его не люблю, но чтобы так...

– А если Егор, скажем, пристрастился к наркотикам?

– Да вы что, Николаша, Господь с вами! Взгляните на цвет его лица! Херувим!

– Инна, вот видите, как хорошо вы стали рассуждать! Не будем больше плакать и поминать ауру. А Покатаев?

– Что Покатаев? Я, честно признаюсь, не люблю Покатаюшку, и дружбы их не понимаю. Картинами Игоревыми торгует, будто одолжение делает. Якобы только из уважения к другу от дела отрывается; Игорю, недоумку, якобы, кусок хлеба из милости добывает. Вы только сравните – Игорь и какой-то пошлый торговец бананами! А уж спеси! Мне Семенов пытался что-то говорить, что, мол, все наоборот. Покатаюшка грабит Игоря, комиссионные у него чудовищные. Именно выходит работа даром, за кусок хлеба. Я ничего не понимаю в коммерции и не хочу вникать, я Семенову так и сказала... а он... в чулане мне...

– Может, не надо про чулан? – снова забеспокоился Самоваров.

– Нет, я не про то. Семенов... он сказал, что мы будем видеться теперь часто, что был какой-то разговор с Игорем... ну, не знаю... какая я дрянь! Там, в чулане... потом за дверью он скребся...

«Горячая была ночка, – подумал Самоваров, – прямо бразильский карнавал, сексуальный бум. С ума они все посходили, что ли? Наверное, это взрывы на солнце подействовали; кажется, по радио передавали...»

– Давайте, Инна, все же вернемся в чулан. Я имею в виду разговор. Он, знаете ли, занятным оказался, даже очень.

– Какое это теперь имеет значение! Вы, Николаша, лучше скажите: помните наш уговор? Вы ищете его?

– Вот вместе и отыщем. Инна, вспоминайте эту ночь... Может, от того, что вы вспомните, все и зависит. Вы ближе всех были к ним обоим и что-то должны были знать, видеть... И с Семеновым говорили, пусть в чулане, пусть через дверь. Все до словечка вспомните, все! Забудьте про эту проклятущую ауру, про то, что случилось в чулане, это все шелуха... Вспоминайте! Я вам приказываю!

11. Преждевременная развязка

Теперь на страничке блокнота ясность. Только одно имя. Так не бывает! Это же не роман, не находил Самоваров мешочка с песком в корзинке для старушечьего рукоделия и прочих неопровержимых улик! Или то, что он Покатаеву наболтал, чтобы пыль в глаза пустить, и есть правда? Истина всегда ушки покажет, только заметь их и тяни?