Больше не приходи

Покатаев вышел на лестницу, остановился, закурил. Курил он редко, только от большого удовольствия или в большом волнении. Было тихо. Он неплохо знал здешнюю тишину. Та, которая стояла сейчас вокруг него, была безопасной. Но делать что-нибудь все равно надо, причем делать быстро.

Он подошел к двери Инны. Из щели глядела темнота. Инна так рано не засыпала, обычно читала при свете лампы, забравшись под одеяло и красиво раскинув волосы по подушке. Где она сейчас? Уединилась-таки с банкиром? Покатаев вошел, зажег фонарик, который у него всегда был в кармане в Афонине, обходившемся без электричества. Вот шкатулка. Конечно, все сегодняшнее еще на ней, но кто станет присматриваться к таким деталям? Он выбрал серебряный браслет с какими-то висюльками. Такую ерунду может надеть только Инна – и сомнений не будет ни у кого.

Он вернулся в мастерскую, посветил особо на порог, чтобы не втоптаться в лужу (он в нее не наступил, подумалось не без гордости, и тогда, когда... в общем, тогда), протер о куртку и швырнул на пол браслет. Тот покатился, тихо звеня и поблескивая, сделал небольшой круг и, несколько раз еще звякнув, будто устраиваясь поудобнее, угомонился где-то поблизости от Кузиной вывернутой руки; грубой и грязной. Нарочно так не положишь!

Теперь надо додумать все остальное. Удивительно, что волнения больше нет. Напротив, он, как никогда, ловкий и легкий. И умный. Голова работает на редкость четко. Все у него получается, все получится! Ну, что, Кузя, кто из нас бездарь?

– Да-а, – протянул Слепцов, когда Самоваров закончил свой рассказ. – Хорошие тут у вас делишки. А ты говорил: место тихое...

Он со своей неразговорчивой командой примчался в Афонино чуть позже местной бригады. Этих, видимо, взбодрили звонком из областного УВД, потому как Анискины снялись с места без обычных проволочек и оттяжек. Битый жизнью милицейский уазик, подпрыгивая и вихляясь на нецивилизованной лесной дороге, бойко вырулил к мосткам, когда зуд мотора покатаевского катерка, казалось, еще висел в воздухе. Через полтора часа добрались и областники, только Стас, жаль, не приехал. Он только через три дня должен был вернуться из отпуска.

Слепцовские ребята первым делом бросились было снимать банкирово тело с сосны, но афонинский майор грудью стал на их пути: из города ехали уже эксперты, и до их приезда высоким начальством приказано было обеспечить полную неприкосновенность рокового обрыва. Все ночевавшие накануне в Доме уже подвергались в это время в «прiемной» официальным допросам.

Самоваров одним из первых предстал перед деланно грозным майором, разложившим свои бумажки на дамском рукодельном столике. Через майорское плечо он видел приоткрытую дверь, а за дверью нетерпеливо переминавшегося Александра Ивановича Слепцова с лицом вдвое багровее обычного. Едва Николай был отпущен майором и переступил порог, как Слепцов так схватил его за грудки, что не ожидавший столь бурных действий Самоваров даже клацнул зубами. Еще он увидел близко перед собой бешеные слепцовские глаза с ветвящимися красными жилками и услышал сипло-свирепое: «Как же так? Ты ж обещал! Куда же ты смотрел?!»

Впрочем, через некоторое время оба они уже сидели в Николашином сарайчике за бутылкой «Лимонной» (директор водочного завода «Родная сторона», рассчитываясь за приобретенное для загородного дома полотно, упросил Кузнецова часть оплаты принять бартером, в виде двух ящиков своего премированного – и справедливо! – изделия. Все это время «Лимонная» была фирменным напитком Дома).

– Значит, говоришь, доказать ничего нельзя? –задумчиво говорил Слепцов.

– Нет. Разве эксперты что-нибудь высмотрят, тогда, возможно... А пока – вряд ли. Видите ли, здесь все очень тонко, на полутонах...

– Ничего себе – полутона: два жмурика! – не согласился Слепцов. – Ну, а ты-то как на этого козла вышел?

– Основное я вам рассказал. Формальные мотивы убить Кузнецова были почти у всех, но мотивы больно жидковатые. Так, морду набить или закатить скандал, но не нож в спину всадить. И только у Покатаева этого всерьез жизнь решалась. Я поздно про то узнал, но тут сразу все и сошлось. Хотя и прежде меня одно смущало. Все шло вроде, как по-писаному: рация пропала, мотор сломан, браслет и нож явно подброшенные. Слишком уж мудрено. Это в детективных романах на каждом шагу такие штуки, в жизни-то все проще. Понимаете, этот торговец фруктами – образцовый семидесятник, философ с кухни. Всю жизнь бесславно в НИИ сидел, трепался в курилках, под гитару гундел. Естественно, и детективчики в рабочее время... Так я на него и набрел.

Самоваров не стал уточнять, что сам он прочел гору детективов и за версту поэтому почуял книжный дух.

– Ну, а шеф, Владимир-то Олегович – его работа?