— Я вам одному скажу! Не про меня, это мое, неинтересное… Другое! Кажется, Игорю Сергеевичу понравилась Настя. Чего удивляться? В нее ведь все влюбляются, все! Вы ведь тоже, признайтесь, влюбились?
— Да, — поспешно соврал Самоваров.
— Вот. И он тоже. И я. Я ее давно люблю, уже три года. И он… Я чуть с ума не сошел. Нет, я ему поклоняюсь! Он гений! Он ее писать ночью свечку пригласил. Понимаете, что это значит? Она мне сама сказала. Меня не позвал, хоть я б умер от счастья. Она понравилась… Пусть! Но она… Она ведь еще после той постановки, с сиренью, какая вышла! Одуванчики пишет, а кисточка дрожмя дрожит, и такой она этюд поганый написала, как никогда! Чуть не плакала. А вечером все-таки к нему собралась. Вы что-нибудь тут можете понять? Я тогда решил уйти. Пусть ревность. Наверное. Сейчас мне все равно! Только я заблудился, вымок в каких-то кустах, что-то живое упало с дерева, я испугался и побежал на свет. Глупо, конечно. Только я видел — она к нему пошла. По внешней лесенке, чтоб не видел никто.
— Ты-то видел.
— Видел. И стоял потом, и ждал. Скажете, следил? Да, следил! Я ее люблю. А она никого не любит. Даже его, великого! А ведь таки пошла!
— И долго она там пробыла?
— Не знаю. Я такой дурной был… стоял и плакал.
— Больше никто не входил, не выходил?
— Нет вроде. Кажется, на кухне дверь хлопала, но это с другой стороны, не видно. Да я и не смотрел бы, я ее ждал. Вижу — спускается… Это вот главное! Как вспомню, так выть хочется…
— Зачем же выть?
— Я не верю… Не может она… Только я ее такой никогда не видел. Она же королева! А тут растрепанная вся, еле идет. Даже неловко вам рассказывать, какая она была… Такой я ее никогда не видел!
— Который примерно был час?
— 11.43. Смешно, да, такая точность? Не знаю, зачем я на часы посмотрел. У меня вот, командирские — цифры светятся.
— Что потом?
— Она в Дом вошла, а я… так и стоял. Это ведь не может быть она? Скажите? Нет, я знаю, что не она… Может, она увидела? Почему же тогда она была такая растрепанная?.. Глупо, но я все равно ее люблю, и если это… она все-таки… Найдите ее, скажите, что я согласен… ну, что будто я…
— Эк куда загнул! Погоди, не дури. Все выяснится, тогда уж будешь геройствовать.
— Нет, это сейчас нужно, пока милиции нет. Вдруг она во всем признается. Она такая гордая. Скажите ей, что согласен… будто я… поскорее! Я не могу с ней говорить, язык не слушается. Пожалуйста!
— Хорошо. Прямо сейчас и пойду, — Самоваров поднялся и направился к двери, хотя вовсе не собирался предлагать Насте Валерикову жертву и не считал даже, что она такой жертвы стоит. Хорошенькая, конечно, штучка молоденькая, и себе на уме, но в общем, не стоит. Зато выговорившийся Валерик благодарно посмотрел ему вслед. Значит, полегчало, вон и глаза ожили…
Когда перестанет дождь? То совсем еле сеял, то вдруг припустил такой крупный, что по луже у крыльца пошли не круги, а беспорядочная густая рябь. В Доме было мертвенно тихо. Самоваров нарочно громко шаркал ногами, надеясь привлечь чье-нибудь внимание, но Оксана, разлегшаяся на кровати прямо в кроссовках, даже не повернула к нему головы. Больше никого не было видно.
— Вы здесь одна? — спросил Самоваров.
— Похоже.
— А Анатолий Павлович где?
— Не знаю. В туалет вышел! Он желудком слабоват.
— И давно вышел?
— Не знаю. Мне кажется, утро это тянется уже лет сто. Уехали бы вчера, не влипли бы в такой кошмар.
— Оксана, — начал Самоваров с задушевного елея, — вы правы, конечно. Скверная случилась штука. Вот вы вчера уехать хотели, спали, должно быть, плохо, и наверняка что-то видели…
— Ничего я не видела, — отрезала Оксана. — И видеть не хотела. Все это не в моем вкусе.
— А сами вы где были?
— Не ваше дело. Что вы тут из себя сыщика изображаете? Кто вы такой? Табуреточник.
Самоваров вздохнул:
— Ладно. Последняя попытка. Вы вчера поздно вечером видели возле дома натурщицу Валентину?
Оксана криво усмехнулась:
— А, так называемую Валерию? Видела. Водкой от нее несло.
— А в котором часу?
— Ночью уже, чуть ли не в два. А что?
— Да ничего. Она вас тоже видела.
— Ну и что?
Самоваров загадочно помолчал и еще спросил:
— А Настя где?
— Вот уж не знаю.
И вдруг по ее лицу поползло некое подобие оживления.
— А Настю я как раз ночью и видела! Довольно поздно. Протиснулась вот в эту дверь в очень пикантном виде. К ней вот и ступайте, узнайте, с кем она провела время. Уверяю вас, не без удовольствия.