Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Понятно, что название статьи позаимствовано у Чернышевского. Какой парадокс, назвать сухой теоретико-организационный трактат так же, как экспансивный, сентиментальный, фантастический роман! Но с точки зрения Ленина, никакого парадокса нет. На страницах романа Чернышевского действуют энергичные, беззаветно преданные делу люди. Как отличается Рахметов от типичных социалистических пустозвонов, окружающих Ленина! Как «по-научному» занимаются герои книги революционной деятельностью; они понимают, что в определенный момент надо прекратить разговоры, забыть о сантиментах и мирской суете и начать действовать. Их так мало, но они никогда не падают духом. Они верят, что обязательно наступит время, когда народ придет к ним за помощью, не зная, что делать. Ленин доказывает поколению, еще помнившему Чернышевского, хотя его звезда в России уже закатилась, что дополнением к научной марксистской теории должна быть революционная преданность и социал-демократическая партия должна превратиться в некое подобие военной организации. В свое время он разочаровался в народничестве. Он против террористической деятельности и не верит, что индивидуальный террор может оказать влияние на ход истории. Ленин стремится в организованный мир Маркса с его историческими законами, с массами, автоматически реагирующими на изменения политико-экономических условий. Он вновь разочарован, нет, конечно же не марксизмом, а своими приверженцами, увиденными с близкого расстояния.

На первый взгляд «Что делать?» представляется продолжением полемики с экономистами. Нетерпеливый читатель может поинтересоваться, какие ужасные преступления стоят за этой неоднократно опороченной группой русских социалистов? Нам уже известно, что они верили в экономическую борьбу. Но для Ленина стачки и другие проявления классовой войны между предпринимателем и работником были необходимой частью деятельности социалистов. Относились ли экономисты (а ведь западные историки, подпав под гипнотическое влияние советских писателей, практически поверили этому) пренебрежительно к борьбе за гражданские и политические права народа? Ничего подобного. Они не шли ни на какие компромиссы в борьбе против царя и бюрократии. Их деятельность была нелегальной. Они, как и искровцы, подвергались арестам и ссылкам. Они верили, что средние классы и либералы могут сделать многое в борьбе за конституционализм и парламентаризм. Впрочем, как и Ленин. Существовало ли в таком случае негативное отношение к требованиям экономистов, считавших, что интеллигенция не должна слишком вмешиваться в дела рабочих организаций? Безусловно. Но здесь спор шел скорее о внешней стороне, нежели о сути дела. Ленин безумно хотел иметь рабочих на всех уровнях своей организации. Но, и с этим нельзя было не согласиться, формирование любой политической организации, разработка программ, редактирование журналов и другая подобная работа должна была вестись под руководством образованных людей, имеющих свободное время, то есть – извините за слово – интеллигенции. И что дальше?

«Наши разногласия только в решении организационных вопросов, – заявил Ленин посетившему его экономисту, – но они крайне важны. Экономисты суть «оппортунисты». Они, отойдя от марксизма, впали в еретический ревизионизм. Их основные трактаты разрешены в России, и некоторые даже идут в обход полицейских чинов. Безусловно, разногласия по «организационным вопросам» не оправдывают грубые выпады в адрес экономистов.

Сразу же скажем, что спор касался демократии. Некоторые русские революционеры, начиная с Герцена, могут быть отнесены к демократам в буквальном смысле этого слова. Фактически они были бы шокированы заявлением, что революция возможна только в том случае, если этого пожелают больше пятидесяти процентов людей, или, наоборот, что революционная деятельность недопустима, безнравственна (и большинство из них посчитало бы это справедливым), поскольку основная масса русского народа верит в святую православную церковь и царя. По своим убеждениям они, конечно, были демократами или занимались самообманом, заявляя, что действуют ради «истинных» интересов народных масс.

Сможет ли развиться классовое самосознание рабочих изнутри их экономической борьбы с эксплуататором за улучшение жизненных условий? Безусловно, нет. По мнению Ленина, «классовое политическое сознание может быть привнесено рабочему только извне, то есть извне экономической борьбы, извне сферы отношений рабочих с хозяевами».

История других стран показывает, что без посторонней помощи рабочий класс способен развить только тред-юнионистское сознание, то есть убежденность в необходимости формирования тред-юнионов для борьбы с эксплуататорами, добиваться от правительства тех или иных законов и тому подобное.