Не сломленные неудачей и арестами тех, кто, закончив курс, вернулся в Россию, «впередовцы» на следующий год организовали другую школу в Болонье. Рабочие комитеты в России выдвинули представителей для прохождения учебы в этой школе. У четырех студентов с Урала была особая причина оказаться под солнечным небом Италии: они недавно были задействованы в экспроприации, а проще говоря, занимались вооруженными грабежами. Платой за обучение являлись, если так можно выразиться, плоды их деятельности. Организаторы в очередной раз довели Ленина до бешенства. Не смог бы он приехать и прочитать лекции? Среди приглашенных было несколько меньшевиков и Троцкий. Это было уж чересчур. С трудом сдерживаясь, Ленин грубо заявил, что школа финансируется частично благодаря награбленному, а частично из тех денег, которые Богданов незаконно утаил от «настоящих» большевиков.
Болонья как теперь, так и тогда считалась одним из центров радикализма в Италии, и итальянские социалисты радушно приняли у себя русских братьев. Школа представляла собой образцовую русскую коммуну; студенты и преподаватели жили вместе, хотя у преподавателей было больше жизненного пространства. Мадам Богданова царила в кухне, а также вместе с мужем руководила работой школы. Троцкий читал лекции по Толстому, Луначарский по философии. Будущий председатель ОГПУ Менжинский преподавал довольно неожиданный предмет: систему русского судопроизводства. Проводились практические занятия: как организовать заговор, как пользоваться кодом, как опровергать доводы эсеров, анархистов. Советских историков очень забавляло, что меньшевики занимались в этой школе, существующей на награбленные деньги.[189]
Но терпимость организаторов была только кажущейся. Вскоре выяснилось, что некоторые студенты переписываются с Лениным. Скандал! Угрозы со стороны директората и встречные обвинения студентов, что их письма перехватываются. Сторонник Ленина принял приглашение прочесть лекции в Болонье только для того, чтобы сорвать занятия и уговорить студентов приехать в Париж, где они смогут очиститься от «богоискателей», «пролетарской культуры» и тому подобного.
Схватки с «богоискателями» длились с 1908-го по 1910 год. Группа никогда не пользовалась особым влиянием среди рабочих в России, но в нее входили выдающиеся большевики. Больше всего раздражало, что они подражали ленинской тактике в отношении меньшевиков. Они объявили себя «литературной группой», ставящей единственной задачей сплочение большевиков. В то же время они выражали недовольство диктаторским поведением бывшего лидера. Луначарский бомбардировал немецких социалистов жалобами на Ленина, незаконно присваивающего партийные фонды и нарушающего атмосферу товарищества. Они требовали созыва съезда, но Ленин временно утратил страсть к подобного рода сборищам. Ему бы пришлось перед огромной аудиторией выслушивать обвинения меньшевиков в грабежах в период с 1905-го по 1907 год и омерзительных «ультиматистов» в недостаточной воинственности.
В конце 1908 года Житомирский (один из большевиков, который еще пользовался доверием Ленина) посоветовал Владимиру Ильичу съездить в Париж. Маловероятно, что в таком большом городе его смогут преследовать агенты охранки. Хотя Житомирский все еще работал на полицию, этот совет он дал Ленину по другой причине. Меньшевики и эсеры уже перевезли свой штаб, газеты и споры в Париж, где размещалось главное представительство царской тайной полиции, одним из наиболее ценных информаторов которого являлся Житомирский. Вероятно, Женева раздражала Ленина: слишком живы были воспоминания о 1903—1904 годах. Здесь он приступил к созданию большевизма и сюда спустя четыре года вернулся к тому же, с чего тогда начинал. Возможно, Париж принесет ему удачу, но он и в самом деле не выносил больших городов. Радость Крупской, что они покидают «маленькую, тихую, буржуазную Женеву», вскоре сменилась дурными предчувствиями. Муж не любил жить в больших европейских городах. Париж был памятником цивилизации и класса, который он ненавидел; город подавлял своим богатством и элегантностью.