Сегодня уже нет никаких сомнений в том, что, по существу, не считая отдельных подробностей, обвинения соответствовали действительности: большевики получали деньги от немцев. Но интересно, насколько неуклюже в эти июльские дни отметал Ленин предъявленные обвинения. Обычно он действовал более умело, и его ложь, кстати, весьма прозрачная, служила явным доказательством охватившего его страха. Из своего убежища Ленин писал письма в меньшевистские газеты, которые совсем недавно он осуждал за «филистерство», «полусоциализм» и тому подобное. «Дорогие товарищи» – с этого начинались его письма. Он, Ленин, вынужден скрываться, поскольку не было никакой уверенности, что при аресте ему были бы даны гарантии, которые предоставляются обвиняемым «даже в буржуазных странах». Ганецкий? Да, Ленин, знал его, но виделся с ним всего один раз, на Лондонском съезде в 1907 году. Он только знает, что Ганецкий и еще один журналист, Козловский, польские социалисты, но не большевики. Все ложь и клевета! И важное предостережение, так часто и успешно используемое коммунистами: если они арестовывают нас, большевиков, сегодня, ждите, кто будет следующим. Следующая очередь за меньшевиками вроде Мартова, затем за социалистами и всеми прогрессивными элементами.
В то время как Ленин писал опровержения в газеты, министр юстиции получил копии его писем Ганецкому и Радеку. В одном из них, датированном 12 апреля, Ленин среди прочего писал: «Будьте аккуратны и сверхосторожны в связях». В другом письме: «Ничего (давно) не получал от вас, ни писем, ни денег…» Еще в одном письме он подтверждает получение значительной суммы денег от Козловского.[272]
Предостережения Ленина попали в цель. Меньшевистские лидеры в Совете задумались о слишком уж энергичном преследовании большевиков. Теперь появилась угроза революции справа, не так ли? Левое крыло меньшевиков под руководством Мартова считало, что подавление июльского восстания было слишком жестоким. Когда войска защищали Совет от большевиков, Мартов кричал: «Вот так всегда начинается контрреволюция». Несмотря на малочисленность, группа Мартова оказывала существенное влияние на меньшевиков во главе с Церетели и Даном. Они напомнили Мартову, как
Большинство меньшевиков, хоть и смотрели на большевиков как на врагов, однако, не могли поверить, что они являются немецкими агентами. Это обвинение бросало тень на всю русскую социал-демократию. «Если мы арестуем Ленина, то войдем в историю как преступники», – заявил Дан. Меньшевики-«оборонцы» опровергали слухи, что большевики получали германское золото. Совершенно ясно, что не предпринималось никаких серьезных шагов по задержанию Ленина. В квартиру Аллилуева, где прятался Ленин, регулярно приходили его жена и сестра. Позже, когда Владимир Ильич скрывался в Разливе, его часто посещали большевики. Ничего не стоило выследить Владимира Ильича. Была создана комиссия по расследованию обвинений, выдвинутых против Ленина и Зиновьева. Постепенно расследование сошло на нет.
Но важнее другое. Вскоре были арестованы Луначарский, Каменев и Коллонтай. Троцкий с привычной для него бравадой потребовал включить себя в этот список, и его просьба была удовлетворена. При этом не предпринималось никаких попыток развалить партию. В конце концов, это была социалистическая, революционная партия, и как могли товарищи социалисты пойти на такой недемократический шаг? Большевики получили урок; здоровый инстинкт масс уберег их от очередной авантюры. Правые, как и прежде, оставались главным врагом. Совет и Временное правительство вернулись к прежнему, непростому сосуществованию: продолжили ожесточенный спор о власти и ответственности за провал летнего наступления русской армии. Наконец сошел со сцены князь Львов, и Керенский стал министром-председателем. Ретроспективно июльский кризис расценили как лишнее доказательство силы русской демократии. Все вернулось на круги своя.