Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Нет никаких оснований считать Ленина в 1917 году менее «искренним», чем в 1919-м или 1920 годах, или думать, что практические трудности, связанные с управлением государством, «открыли ему глаза» на утопизм его прежних суждений и взглядов. Он был истинным марксистом. До 1914 года и даже, как нам известно, в 1917 году он радовался успехам капитализма, потому что социализм мог прийти на смену только разбитому капитализму. Пройдет много лет, говорил Ленин, возможно, сменится несколько поколений, прежде чем «наполовину дикая Россия» будет представлять собой по-настоящему социалистическое государство. Но в революции, в борьбе за власть марксизм существует и побеждает благодаря анархическим инстинктам. Ленин был настолько поглощен философией марксистской доктрины, что после прихода к власти мог, вроде бы непроизвольно, переходить от яростных нападок к упорной обороне, требовать абсолютного равенства и настаивать на дифференциации заработной платы, установлении должностных окладов и распределении функциональных обязанностей как основе построения социалистической экономики. Как могли большевики прийти к власти, если бы они решили объяснить крестьянину, что марксизм требует от него оставить свой клочок земли и работать в качестве наемного работника в государственном хозяйстве, рабочему – что он должен подчиняться назначенному государством директору, а солдату – что диктатура пролетариата не допустит слабой дисциплины в армии? Ленин умел страстно и убежденно отстаивать свою точку зрения, и это тоже являлось одной из составляющих его величия. Россия 1917 года была для него только средством. Анархическая революция в России должна была вызвать более организованные, более марксистские революции в экономически развитых, цивилизованных западных странах. И в конечном счете с их помощью в его стране должен был установиться благословенный социализм.

Анархия усиливалась. К концу июля уже практически ничего не осталось от национального единства и от эйфории, охватившей всех в первые недели революции. Волна крестьянских выступлений прокатилась по всей России. В силу разногласий правительство было не в состоянии проводить политику умиротворения и прекратить крестьянские волнения. Июньское наступление, чистой воды авантюра первой демократической фазы революции, обернулось катастрофой. Этого следовало ожидать; сказывались нехватка боевой техники, продовольствия, отсутствие жесткой дисциплины. Солдаты отказывались идти в атаку и дезертировали из армии. Дезертирство превратилось в такую же эпидемию, как захват земли.

Какой бы ни была анархия, охватившая Россию, у большевиков имелся лозунг, соответствующий реалиям дня. Они убеждали солдат, находящихся на передовой, брататься с врагом. Они одобряли «революционную инициативу» крестьян по захвату помещичьих владений. Тенденция к национальной автономии и фактической независимости от центральной власти, проявлявшаяся во многих частях бывшей империи, особенно на Украине и в Финляндии, была заранее одобрена доктриной Ленина о национальном самоопределении. Временное правительство увещевало, угрожало, но было не способно на какие-либо действия. Меньшевики и эсеры, как обычно испытывавшие угрызения совести, стали заложниками собственной идеологии. Только большевики имели готовые и простые (по крайней мере, внешне) решения.

Историки с привычной резкостью в отношении дел и движений, закончившихся крахом, стремятся сконцентрировать свое внимание на этих неудачах или на личных и идеологических недостатках противников большевиков. Им следовало заключить мир, раздать землю крестьянам. Они тратили время на разговоры, в то время как земля уходила у них из-под ног. К концу июля уже никакое демократическое решение не могло изменить направление развития событий; неминуемость катастрофы была очевидна. Левые (небольшевики) жили воспоминаниями о подавлении революции 1905 года и свержении самодержавия. Никого не пугала угроза большевизма, и даже если бы большевики захватили власть, то в лучшем случае продержались бы несколько дней. Кто мог представить умеренного и нерешительного Каменева или эстета Луначарского в роли деспотичного чиновника? Ленин был другим, но в то время он еще не был самовластным вождем большевистской партии. В партии были люди, способные обуздать его. Как долго удавалось Робеспьеру навязывать собственное диктаторство? Итак, единственная угроза заключалась в появлении нового Бонапарта!