Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Несмотря на то что выступление Керенского вызвало бурные овации, Совет республики не собирался действовать излишне поспешно. Предложение следовало обсудить. Мартов произнес блестящую речь, выдвинув удачное контрпредложение. Он разоблачил и Керенского, и большевиков; резко осудил любые попытки государственного переворота и заявил, что суть проблемы лежит в политике, проводимой режимом. Была принята резолюция Мартова. Керенский пришел в неописуемую ярость и пригрозил уйти в отставку.

Все происходившее в дни Великого Октября казалось каким-то нереальным. В ту же ночь произошло последнее заседание Исполнительного комитета Петроградского Совета, избранного в июне. Этот комитет, в котором преобладающее влияние имели меньшевики и эсеры, заседал не где-нибудь, а в Смольном. Неутомимый Троцкий заверил своих товарищей из Исполнительного комитета, что слухи о восстании слишком преувеличены. Мартов в очередной раз выразил сожаление по поводу методов, применяемых большевиками, но уточнил, что его фракция не может выражать неодобрение «людям», захватывающим власть у инертного и реакционного Временного правительства.

В это время в Смольном уже скрывался человек, который через несколько часов должен был стать его хозяином. Вечером 24 октября уставший от ожидания Ленин подвязал щеку платком, надел парик и отправился в Смольный. Идти через весь Петроград было далеко не безопасно. Город патрулировался юнкерами. Ленина могли узнать и арестовать, а это бы значительно усложнило положение. Но, поскольку он до сих пор не был уверен в своих соратниках, ему следовало находиться в штабе, чтобы направлять их действия. его присутствие уже практически не могло повлиять на ход событий, но зато могло затруднить работу организаторов восстания.

Комментируя события великого дня, 25 октября 1917 года, историки не перестают задаваться вопросом: «Что могло бы произойти, если бы…», хотя, с другой стороны, «иначе и быть не могло». Что могло бы произойти, если бы во Временном правительстве нашелся один решительный человек и имелась бы достаточно дееспособная армия. Большевистские командиры открыто признавали, что в их распоряжении имелась вооруженная толпа, которую, если бы не отряды рабочих, можно было разогнать с помощью малочисленных, но более организованных и дисциплинированных воинских соединений. «Горький опыт июльских дней не давал нам полной уверенности в победе»[294], – писал один из большевиков.

В народе, если не считать рабочих некоторых фабрик, никакого особого воодушевления не наблюдалось. Скорее можно было говорить о равнодушии. Среди трех тысяч служащих центральной телефонной станции и телеграфа не было ни одного большевика.

В пользу утверждения «иначе и быть не могло» говорит тот факт, что армия никогда бы не поднялась против большевиков. В течение нескольких месяцев русским солдатам приказывали сначала подчиняться, а затем не подчиняться приказам царя, царских офицеров, Корнилова. Казалось, не было абсолютно никаких причин отдавать свою жизнь за кого-то из социалистов, будь то Керенский или Ленин. Левые, небольшевики, вызывали жалость своей нерешительностью и выглядели смешно с их неуместной демократичностью и угрызениями совести. Мартовы, Даны и Черновы все еще жили воспоминаниями о реакции и карательных экспедициях 1906—1907 годов. Им, как, впрочем, многим большевистским лидерам, был непонятен истинный смысл большевизма. Через несколько дней многие большевистские лидеры сложили с себя обязанности в знак протеста против властного и недемократичного, по их мнению, поведения Ленина. По своей наивности меньшевики и эсеры сравнимы с коммунистами 20-х годов, которых одного за другим перестрелял преемник Ленина. Как многозначительно заметил один из социалистов-демократов, они были первыми, кого ввели в заблуждение лозунги и торжественные заявления большевиков. Перед рассветом вооруженные отряды начали занимать стратегические объекты: мосты, электростанции, вокзалы, телефонную станцию, телеграф. Сопротивление оказано не было, так что скептики среди большевиков были посрамлены. У Временного правительства остались только юнкера и женский батальон. Рано утром Керенский, сбежав из дворца, отправился на фронт, чтобы привести в столицу войска для подавления восстания. В июле одного слуха об этом было бы достаточно, чтобы посеять панику в пробольшевистских воинских частях. Трагедия противников большевиков заключалась в их излишней любви к ассоциативным воспоминаниям: сначала аналогии с французской революцией, затем боязнь меньшевиков повторения 1905 года и самонадеянные воспоминания Временного правительства об июльских событиях. На этот раз генералы указали Керенскому на дверь, и он был вынужден довольствоваться несколькими сотнями казаков.