Большевизм: шахматная партия с Историей

Было ясно, что полемика принимает все более и более демагогический характер. Однако некоторые старые большевики решили воспользоваться свободой дискуссии и выступить в ее рамках с критикой всей существующей системы отношений внутри партии. В «Правде» 18 января 1924 года выступил и бывший лидер «рабочей оппозиции» Шляпников, который многие вещи назвал своими именами, хотя и не смог скрыть старой обиды: «В один голос с аппаратчиками нынешние руководители оппозиции запугивали партийные круги криками об опасности «рабочей оппозиции» и безоговорочно поддерживали все методы внутрипартийного подавления всякого члена партии, пытавшегося опереться в своих выступлениях в защиту оздоровления рядов партии именно на резолюции X съезда, которые теперь руководители «оппозиции» объявляют своим «символом веры»… Получая полное одобрение и поддержку со стороны теперешних деятелей оппозиции мерам расправы со сторонниками «рабочей оппозиции», Центральный комитет после XII съезда почувствовал себя в силе применить часть этих мер и в отношении тех, кто, по мнению руководящего состава Политбюро, не разделяет его линии работ и ведет против него открытую или скрытую борьбу. Удары учетно-распределительного аппарата были направлены на не покаявшихся троцкистов и демократических централистов. Борьба породила конфликты как внутри ЦК, так и вне его… Случайна ли эта внутрипартийная борьба? Всякий, даже не старый большевик, знающий историю партии, должен сказать, что не случайна. Большевизм как направление рос и креп во фракционной борьбе. В интересах поставленных себе политических целей большевизм нелегальных времен не боялся идти даже на внутрипартийные расколы. Большевистская позиция оправдывалась истиной». Шляпников подчеркивал, что в подпольные времена в большевизме также присутствовало «единомыслие с центром», но оно имело совершенно другую природу и было обеспечено объективными условиями революционной борьбы. Попытка организовать искусственное единомыслие в уже правящей партии, без учета изменения в социальном составе самой партии и общей обстановки в стране, привела к тому, что старые традиции подбора работников и организационные методы наполнились «чуждым содержанием». Шляпников, оставаясь верным своей идее доминирования в партии рабочих, указывал на то, что число «пролетариев» в партии не превышает 20 %, а большинство составляют «крестьянские элементы, служилая интеллигенция и мещанство». Шляпников был убежден (и это, несомненно, было заблуждением), что именно преобладание непролетарских элементов создало в партии тот партийный режим, который опирался на партийный аппарат и приказные методы руководства. Отсюда, по мнению Шляпникова, и отрыв партии от пролетарских масс. Шляпников явно не замечал того, что партия утратила сущностные характеристики политической партии, превратившись в ядро административно-государственной системы, и аппаратный режим сформировался в этой партии объективно, будучи обусловлен многофункциональностью деятельности партии в новых условиях. В то же время он признает, что борьба против аппарата со стороны вновь образовавшейся оппозиции носит скорее конъюнктурный характер, и нет гарантии против того, что эта борьба приведет лишь к замене одних аппаратчиков другими. Шляпников призывает к поиску иной системы взаимоотношений между руководящими партийными органами и широкими массами членов партии, но из контекста статьи видно, что организационные формы такой системы не ясны и ему самому. Поэтому он вновь выставляет лозунг «рабочей демократии», считая такую демократию единственной гарантией от бюрократического перерождения партии.

Между тем, сформировавшееся в Политбюро «анти- троцкистское» большинство начинает открытую борьбу против Троцкого, посмевшего не только взять на себя роль толкователя решений Политбюро, но и роль арбитра в споре оппозиции с верхушкой партии. Надо заметить, что Троцкий оставался в кругу старых большевиков «чужим», за исключением тех, с кем он непосредственно участвовал в событиях октября 1917 года. В то же время он с 1917 года находился рядом с Лениным и претендовал на особое положение в партии, полагая, что за ним истори- чески закреплена роль «одного из вождей Октября», что автоматически гарантирует его статус члена Политбюро. Это можно назвать наивностью, если не больше, чем наивностью (о некоторой политической наивности Троцкого, кстати, также упоминает Борис Бажанов). Кроме того, само поведение Троцкого, позволявшего себе демонстративно покидать заседания Политбюро, не принимать участие в практической работе Совета труда и обороны или Совнаркома, «работало против него».