Большевизм: шахматная партия с Историей

31 декабря 1923 года последовал ответ «большинства» Политбюро на письмо Троцкого от 23 октября, но фактически это был ответ на письмо-статью «Новый курс». Письмо Троцкого было признано орудием фракционной борьбы, а работа самого Троцкого как члена Политбюро и председателя Реввоенсовета Республики подвергнута уничижительной критике. Состоявшийся 14–15 января 1924 года пленум ЦК обвинил Троцкого в противопоставлении аппарата партии самой партии и отверг самую возможность легализации в партии фракций и группировок, которая в принципе не отвергалась Троцким. Однако влияние Троцкого и в партии, и в Красной Армии было еще столь значительно, что никаких «оргвыводов» не последовало.

Итоги последней свободной дискуссии в РКП(б) подвела XIII партконференция, прошедшая 16–18 января 1924 года, буквально накануне смерти В.И. Ленина. Наиболее заметной фигурой на этой конференции был Сталин, выступивший с достаточно аргументированной и грамотно выстроенной критикой оппозиции.

Еще до выступления на конференции, разбирая в «Правде» (№ 279) статью Сапронова, Сталин позволил себе редкий в его выступлениях сарказм: «Я далек от того, чтобы отрицать значение перевыборов под углом зрения демократизма в деле улучшения нашей внутрипартийной жизни. Но видеть в этом основную гарантию — значит не понимать ни внутрипартийной жизни, ни ее недочетов. В рядах оппозиции имеются такие товарищи, как Белобородов, «демократизм» которого до сих пор остался в памяти у ростовских рабочих; Розенгольц, от «демократизма» которого не поздоровилось нашим водникам и железнодорожникам; Пятаков, от «демократизма» которого не кричал, а выл весь Донбасс; Альский, «демократизм» которого всем известен; Бык, от «демократизма» которого воет Хорезм. Думает ли Сапронов, что если нынешних «партийных педантов» сменят поименованные выше «уважаемые товарищи», демократия внутри партии восторжествует? Да будет мне позволено несколько усомниться в этом.

Видимо, существует два рода демократизма: демократизм партийных масс, рвущихся к самодеятельности и к активному участию в деле партийного руководства, и «демократизм» недовольных партийных вельмож, видящих существо демократизма в смене одних лиц другими».

Иными словами, Сталин прямо указал на тот факт, что верхушка партии (включая членов оппозиции) за годы гражданской войны пропиталась «военно-коммунистической» психологией, и что с этим необходимо считаться. Но одновременно с этим Сталин так же, как и Зиновьев, уходил от сути проблемы, переводя разговор на характеристику личностных особенностей членов оппозиции.

Последний пассаж, образчик утонченной сталинской демагогии, не только противопоставлял массы рекрутированных в партию люмпенов старым большевикам, не только дискредитировал сам принцип внутрипартийной демократии, он вообще отрицал демократию как рабочий принцип партийной деятельности. Это был язык авторитаризма, популистские лозунги которого всегда находят поддержку люмпен-пролетарских масс. Это был тот язык, на котором партия «державного коммунизма» заговорит через несколько лет. Но самое главное состояло в том, что Сталин был адекватен реальному положению дел в партии. Его логика и его аргументы устраивали партийное большинство. Кроме того, привыкшая к водительству Ленина, партия подсознательно была приучена к тому, что во главе партии должен стоять лидер, мудрый арбитр всех внутрипартийных споров, объясняющий и разрешающий все проблемы. Сталин, формально не претендуя на место Ленина, заговорил тем языком, который наиболее был доступен и понятен массе. И он же, Сталин, за короткое время подмял под себя и структурировал заново партийный аппарат.

На XIII партийной конференции в докладе о партстроительстве Сталин выставил условия, необходимые, по его мнению, для развития внутрипартийной демократии: «Необходимо, во-первых, чтобы индустрия развивалась, чтобы рабочий класс рос количественно, чтобы культурность рабочего класса поднималась, и чтобы рабочий класс рос также качественно. Необходимо, чтобы партия, как авангард рабочего класса, также росла, прежде всего, качественно, и, прежде всего, за счет пролетарских элементов страны»1. В качестве препятствий на пути демократизации партийной жизни Сталин называл пережитки старого военного периода («военного коммунизма»), мощное давление бюрократического государственного аппарата (насчитывающего более миллиона человек) на партийный аппарат (не более 30 ООО человек), а также низкий культурный уровень партии. Не снималась с повестки дня и угроза нового вооруженного конфликта с буржуазным миром. Доводы Сталина не были лишены логики и формально вполне обоснованы. Кроме того, в докладе Сталина имелся раздел, озаглавленный «Шесть ошибок тов. Троцкого», в вину которому было поставлено следующее:

1) статья «Новый курс» была расценена как платформа, как противопоставление себя всему ЦК;

2) поведение Троцкого во время дискуссии было названо двусмысленным;

3) Троцкий был обвинен в том, что противопоставил аппарат самой партии;