Большевизм: шахматная партия с Историей

Особо следует подчеркнуть следующее. За борьбой между «большинством» и «меньшинством» вначале стояли преимущественно мотивы психологического порядка (различное видение содержания партийной работы — активная революционная борьба или последовательная оппозиция). При этом «большинство» апеллировало к решениям второго съезда, а «меньшинство» заявляло, что оно де отстаивает «демократический принцип» против «бюрократического» централизма, т. е. относительную свободу местных комитетов и возможность оспаривать решения центральных органов. Вопрос об отношении к либералам на какое-то время утратил свою остроту.

«Ультрацентрализм» Ленина импонировал более членам российских организаций (подполья), среди социал- демократической эмиграции сторонников Ленина было крайне мало. Правда, как утверждал Лядов, в каждой эмигрантской колонии «большинству» удалось сколотить хотя бы маленькую группу своих сторонников, а в Берлине появилась вполне представительная организация «большинства».

В дальнейшем, в течение 1904 года, и Ленин, и лидеры «меньшинства» почувствовали потребность в теоретическом обосновании конфликта. Первым еще в конце 1903 года теоретическую дискуссию открыл Мартов, но его брошюра «Борьба с «осадным положением» в РСДРП» была лишь призвана доказать, что ультрацентрализм Ленина несовместим с практикой социал-демократии. На обвинения в организационном сектантстве Ленин ответил обвинениями в «организационном оппортунизме» («Шаг вперед, два шага назад»), подчеркнув психологические основания раскола: «Психология буржуазного интеллигента, который причисляет себя к «избранным душам», стоящим выше массовой организации и массовой дисциплины, выступает здесь замечательно отчетливо»[161]. От психологии Ленин перебрасывает мостки к тактическим и организационным вопросам, доказывая, что «принципиальные черты оппортунизма в организационных вопросах (автономизм, барский или интеллигентский анархизм, хвостизм и жирондизм) наблюдаются… во всех социал-демократических партиях всего мира, где только есть деление на революционное и оппортунистическое крыло (а где его нет?)»[162].

Таким образом, по логике Ленина, все, что мешает централизации партии, есть оппортунизм, в то время как, по логике Мартова и Аксельрода, ультрацентрализм Ленина есть якобинство, несовместимое с принципами социал-демократии. Термин «якобинство» был использован мартовцами в негативном смысле, однако Ленин «поднял перчатку» и ответил знаменитым тезисом: «Якобинец, неразрывно связанный с организацией пролетариата, сознавшего свои классовые интересы, это и есть революционный социал-демократ»[163]. Русские революционеры любили апеллировать к ассоциациям с Великой Французской революцией, но в данном случае тезис Ленина имеет глубокий смысл. Якобинцы были первыми в мировой истории революционерами, провозгласившими принцип свободы личности без привязки к собственности, в то время как все предшествующие революции рассматривали комплекс гражданских прав в контексте прав собственника. Однако Ленин, скорее всего, имел в виду другое, а именно — радикализм якобинской психологии, готовность выйти за рамки объективно существующих условий. Теоретическое обоснование конфликта в данном случае замыкается на индивидуальные психологические свойства участников революционного движения, готовых или не готовых к жесткой партийной дисциплине и самопожертвованию.

Этого было крайне мало для окончательного размежевания и построения теоретического базиса под обвинениями в адрес Ленина. Поэтому Аксельрод решил развить идеи Мартова и доказать, что цель «большинства» — создание опеки касты профессиональных революционеров над рабочим движением, что позволило уже обвинить ленинцев в борьбе против классовой самостоятельности пролетариата[164]. Более того, идеи Ленина о вовлечении в революционный процесс крестьянства Мартов истолковал как попытку растворить движение пролетариата в общереволюционном народном движении, «направленном против царизма и по существу мелкобуржуазном»[165]. Апелляция к самостоятельности рабочего движения была удачным ходом мартовцев, способствовавшим росту их влияния в рабочей среде. В развитие идей Аксельрода была издана брошюра анонимного Рабочего (потом выяснилось, что это питерский рабочий Глебов-Путиловский) «Рабочие и интеллигенты в наших организациях». В брошюре утверждалось, что «централизм тогда только будет социал-демократическим, когда в его основу положен будет принцип «самодеятельности» всех организаций и даже всех отдельных членов их…»[166]. Это был старый мартовский тезис из числа тех, которые использовались еще на втором съезде. «В самом деле, — восклицал автор, — тов. Аксельрод в своих прекрасных фельетонах доказывает ту верную мысль, что русская действительность способствует извращению ис- тинно-пролетарского содержания нашего движения и дает возможность превращения рабочих масс в слепое орудие в руках радикальной интеллигенции»[167].