Большевизм: шахматная партия с Историей

Само собой разумеется, что под радикальной интеллигенцией автор подразумевал сторонников «большинства». Подобная трактовка принципа централизации вела к выводу о несовместимости позиций «большинства» с социал-демократией как таковой. После появления статей Аксельрода и Рабочего позиция Ленина становилась уязвимой. Летом 1904 года среди его сторонников все более и более распространяется мнение о необходимости примирения. Положение Ленина стало еще более неустойчивым после появления статьи (открытого письма, адресованного ЦК) Плеханова «Теперь молчание невозможно», явившейся ответом на книгу Ленина «Шаг вперед, два шага назад». Плеханов был явно оскорблен обвинениями в оппортунизме, и если до мая 1904 года он еще пытался сохранять хоть какую-то видимость беспристрастия, то теперь его позиция становится явно антиле- нинской. Плеханов прямо обратился к членам ЦК с вопросом: поддерживают ли они ленинский «бонапартизм»? В ситуации, когда книга Ленина вызвала негативную реакцию и со стороны столпов европейской социал-демократии (в частности, К. Каутского), и со стороны Плеханова, члены ЦК предпочли поискать компромиссное решение. Подобное развитие событий и вызвало появление «июльской» декларации ЦК, фактически сводившей на нет все результаты второго съезда партии. Лядов описывает ситуацию следующим образом: «Носков сейчас же по приезде за границу письменно предложил Ильичу вернуться снова в редакцию «Искры». По его мнению и по мнению всей тройки цекистов, этим был бы полностью восстановлен мир в партии. Одновременно Носков известил Ленина, что так как он ничего не возразил по поводу кооптации трех примиренцев в ЦК, то следовательно они считаются принятыми. Как сейчас помню, какое тяжелое впечатление произвела на Ленина декларация ЦК и эта наглая записка Носкова. «Это издевка над партией, — говорил он. — Это хуже измены Плеханова»[168].

Ответом Ленина было конституирование и организационное оформление собственной фракции. Только с этого момента Ленин начинает активную борьбу за созыв третьего съезда партии, не обращая более внимания на позицию Совета партии и лично Плеханова. К этому времени вокруг Ленина складывается весьма немногочисленный кружок интеллектуалов, разделяющих его взгляды на организационные принципы построения партии и на необходимость активизации борьбы с самодержавием. В мае

1904 года в Женеве появился А.Л. Богданов, сразу же заявивший себя сторонником «большинства» в своем знаменитом фельетоне «Каутский о наших партийных разногласиях» (помещенном в № 66 «Искры»). Личное свидание с Лениным убедило Богданова в правильности выбранной позиции, и затем на несколько лет он превращается в одного из ближайших соратников лидера большевиков. Один за другим к Ленину присоединяются Боровский, Ольминский (Александров), Вольский (Нилов), а позже — Луначарский, Базаров, Скворцов-Степанов. Вместе с Ле- пешинским, Бонч-Бруевичем, Лядовым и Красиковым они составили те литературные силы, которых ранее так не хватало Ленину.

М. Лядов в своей «Истории Российской социал-демократической Рабочей партии» утверждает, что знаменитая «конференция 22-х», положившая начало организационному оформлению большевизма, «собралась не в августе, как обычно пишут, а в сентябре, но решено было для конспирации назвать ее августовской»[169].

Однако сам факт созыва этой конференции вызывает некоторые сомнения. Скорее всего, текст декларации был составлен Лениным и заочно одобрен теми его сторонниками, чьи подписи появились под этим заявлением. Заявление «К партии» от имени 22 большевиков появилось сразу же после того, как Ленину стало известно содержание «июльской» декларации ЦК, т. е. именно тогда, когда Ленин осознал бесполезность дальнейших попыток объединить партию на платформе решений второго съезда. Ленин отсутствовал в Женеве (путешествовал в горах) и в первой половине августа, и в начале сентября 1904 года. Название деревушки, где якобы проходило это совещание, никто из тех, кто считался участником этого совещания, ни разу не упомянул (хотя мемуары оставили многие). Эта деревушка осталась неизвестной даже сотрудникам Истпарта, выпускавшим Ленинские сборники. Не имеем ли мы дело с мистификацией? Не проще ли было заранее подготовить согласованный текст, а затем (для солидности) выпустить его от имени конференции, чтобы тем самым подчеркнуть конституционность подобной декларации? Во всяком случае, текст документа не дает никаких оснований для уверенности в том, что он был составлен именно в середине августа в какой-то швейцарской деревушке. А само совещание (если поверить Лядову) действительно можно было провести в сентябре, равно как и не проводить вовсе.

Тем не менее, факт остается фактом — именно это заявление («К партии») положило начало конституирова- нию большевизма в самостоятельную политическую силу. Меньшевизм был обвинен в стремлении «удержать кружковые отношения, допартийные формы организации».[170] Констатировался кризис внутри партии, единственным выходом из которого назывался созыв третьего съезда.