— Ладно, хотя бы так. Конфуций говорил, правильное именование — это самое главное. Значит, договорились: первое заседание Ставки в пятнадцать ноль-ноль. И ещё, это, наверное, к вам, Леонид Ефимович. Прикрепите ко мне, то есть к нам, — он опять движением головы указал на Тарханова, — человек пять именно что флигель-адъютантов. Людей, способных немедленно и без лишних
— Хорошо, Алексей Михайлович, к началу заседания такие люди будут.
— Тогда сейчас мы вас покинем, съездим к себе, в четырнадцать тридцать вернёмся.
В приёмной Берестина с Тархановым ждали Вирен и Варламова — и охранницы, и адъютантши. Там же и Герта с ними, но уже как бы и «отдельная». Ей при Мятлеве неотлучно теперь поручено находиться и команды только от Фёста получать.
— Вперёд, барышни, на Столешников едем, — бодро сообщил Берестин вскочившим и вытянувшимся при их появлении девушкам. — Фёста с Секондом вызовите, пусть туда же подтягиваются. Уварову собрать до кучи всю «девичью роту» и перебазироваться сюда, в Кремль. В Арсенале его будут ждать и разместят. Пусть приводит подразделение в порядок и отдыхают до пятнадцати. Девушкам переодеться в парадно-выходную. Но при оружии. Воевать сегодня едва ли придётся, а вот имидж! Чтоб Президентский полк плакал от зависти, на них глядя! Не возражаете, Сергей Васильевич? — спросил Алексей Тарханова. — А то раскомандовался я вашими людьми.
— Никак нет, господин генерал-лейтенант, здесь я только «оперативно приданный», а вы — главноначальствующий.
— Не нужно скромничать. Вы — начальник своего Управления и член Ставки. Вроде как в Риме военный трибун[94]
. Просто в— Ну и как тебе? — спросил Президент Мятлева, когда имперский полковник и непонятной принадлежности генерал вышли из кабинета.
— Энергичный мужчина. Если бы у нас процентов двадцать хотя бы так чётко мыслили и действовали. Сталинский стиль. Или грудь в крестах, или голова в кустах. У исполнителей…
— Слава богу, что он согласился взять на себя непосильные, как выяснилось, для нас проблемы. Но тут же и вопрос — не подомнёт он нас окончательно, ещё и с тремя дивизиями (это пять-шесть по-нашему) под рукой?
— Опять ты за старое, — укоризненно, как ребёнку, со вздохом ответил Мятлев. — Всё время представляй, что нас с тобой ещё вчера после обеда могли прикопать в лесочке, там бы и остались, даже без пирамидки со звёздочкой. Легальных путей перехвата у тебя
— Договорились же…
— Договорились… Тогда МВД я тоже себе забираю, МЧС не трогаем, кандидатуру министра обороны я ещё
В отличном настроении, даже насвистывая, Мятлев появился в приёмной, где теперь оставалась только баронесса, отпустившая штатную секретаршу чаю в буфете попить.
— Что-то весёлый ты, Лёня, — отметила Герта. — Тарханов с генералом куда озабоченнее выглядели. Я думала, наоборот быть должно…
— Ничего ты не понимаешь, — генерал фривольным жестом попытался обнять валькирию за талию. Та отстранилась матадорской «полувероникой» и ткнула его в бок стволом автомата.
— Холоднокровнее, Лёня, вы на работе. На вопрос ответь.
— Чего ж тут странного. Мужики подрядились выполнить тяжёлую и непростую работу, вот и сосредоточились. А я, наоборот, ощутил, как камень с сердца и с плеч свалился, потому как есть на кого и на что надеяться. И ты рядышком…
— Ты, господин генерал, странный всё-таки. Здесь у тебя жена всё же, дети, а ты… Неужели и домой не зайдёшь? Объяснишься как-то…
— А вот это пусть тебя совсем не беспокоит. Мои дела, мне и решать. Дети, считай, взрослые, я их обижать и обделять не собираюсь. С женой у меня уже лет десять договорённость — я её
— Как знаешь, друг мой, как знаешь. Распоряжения по службе будут?
— Распоряжение одно — я занимаюсь делами, ты при мне неотлучно.