Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

— Простите, господин полковник, — произнёс Фёст, один из тех «двух докторов», на которых ссылался Сергей, — кое-кто даже с поражённым мозжечком умеет очень сильно хлестать лишённым центрального управления хвостом…

— К этому я и подвожу, — ответил Тарханов. — Поэтому мы вначале всей своей ударной силой атакуем единственно известный нам вражеский «тет-де-пон». Уничтожаем его в дым, как клопиное гнездо паяльной лампой, а потом начнём по Москве до утра гулять повзводно. Эти самые нервные связи резать в прямом и переносном смысле. Обезвреживать связных, координаторов, интернет-провайдеров и всяких там блогеров…

Эти слова он произнёс, как заученные на чужом языке без перевода.

— Задержанных свозить или отводить в ближайшие полицейские участки и оставлять там, без объяснения, под личную ответственность дежурных. Буйных на словах, но безвредных на вид штатских можно вообще не арестовывать. Просто изымать средства связи и под честное слово обязать не выходить на улицу в течение суток…

При словах про «честное слово» Фёст тихонько хмыкнул. Рассказ Леонида Пантелеева под таким названием уже три поколения нынешних «свободных граждан» не читало.

— …Это всё — на усмотрение местных товарищей, — слегка поправился Тарханов. — А вот с выявленными руководящими и направляющими центрами, «ответственными связниками» между правительственными учреждениями, воинскими частями, банками, предприятиями транспорта и связи — не церемониться. Сегодня к вечеру вся эта хитроумная конструкция (он имел в виду аппарат и механизм заговора) должна представлять собой груду не подлежащих восстановлению развалин. Грубо говоря, мы должны за полсуток сделать то, на что в норме уходят годы. Господ командиров батальонов, советников и консультантов прошу открыть свои планшеты и взять в руки карандаши. То, что я скажу — это окончательно. Изменять диспозицию или командовать «по обстоятельствам» у меня возможности не будет. Каждый сам себе обеспечивает нужную обстановку…

Головной БТР начал притормаживать. Фёст показал Тарханову жестом: «Всё, приехали». Сергей кивнул.

— …Записали, господа офицеры? Тогда — до следующей встречи в этом же составе. Надеюсь — полном. Господин Хворостов, задержитесь на минутку, имею личный вопрос…

Генерал Гнедин с Фёдором Давыдовичем лежали носом в пол, радуясь, что пули кладку в три кирпича не пробивают. Окна давно вылетели, засыпав всё вокруг осколками, и теперь одно из двух — либо появятся на пороге неизвестные солдаты с автоматами, либо в проём влетит термобарическая граната, а то и артиллерийский снаряд. Тогда, как в жалостной песне: «и никто не узнает, где могилка моя». Разве по остаткам обгоревшего погона Гнедина опознают, если найдётся тот, кого это заинтересует.

Батарчук, единственный здесь боевой офицер, пытался сориентироваться в происходящем, время от времени выглядывая из-за оконного откоса. По звукам выстрелов, своих и чужих, направлениям трасс, вспышкам разрывов кое о чём можно было судить. Что бой проигран вчистую, сомнений не оставалось. После внезапного огневого налёта такой силы собрать воедино рассредоточенную на десятке гектаров, в изолированных помещениях часть, восстановить единое, тем более осмысленное командование даже теоретически невозможно. Для этого нужно было специально разработать многоуровневую схему переподчинения и до автоматизма отрабатывать поведение каждого бойца и командира в каждом из предполагаемых вариантов. И особая система сигналов нужна, ракетами, сиренами, по защищённой связи. Одними свистками при таком звуковом фоне не обойтись.

На флотах подобная практика применяется повсеместно, особенно у подводников, но в военно-полицейских частях даже при намёке на необходимость подобных тренировок на любого, предложившего такое, посмотрят, как на опасного идиота.

Сейчас для каждого бойца и младшего командира возможна только спонтанная очаговая оборона с надеждой на прорыв из окружения, причём тоже «на бога» или — «на шару», как говорят блатные. Боеприпасов много, в развалинах старых, в два шлакоблока или три кирпича сложенных зданий, с глубокими подвалами, держаться можно не одни сутки. Вот только вспомнился подполковнику старый еврейский анекдот: «Кому это надо и главное — кто это видит?»

Впрочем, пусть отстреливаются до последнего. Сам Батарчук давно (уже минут двадцать назад) поставил крест и на своей уникальной, лучшей в России части (не зря придумана присказка насчёт «хрена с винтом»), и на собственной военной карьере.

Вопрос только в одном — сдаться сейчас, предъявив в качестве «выкупного платежа» этих двух идиотов, и до конца косить под честного служаку, выполнявшего приказы людей, облечённых доверием «верхней власти», или всё же попробовать бежать вместе с ними? То, что его поставили на должность три дня назад, фактически снимало все вопросы будущих следователей.

«Ничего не знал, ничего не видел, приехавших „эмиссаров“ сначала пытался вразумить, а потом „перешёл на сторону законной власти“».