— Возможно вы правы, — сказал Петерс, отпив глоток и удовлетворенно кивнув своему мажордому-телохранителю. — Малыш, несомненно, лучший стрелок из пистолета.
Есть только один способ стать им: родиться с рефлексами и любовью к огнестрельному оружию. Остальное — дело тренировки. С шестнадцати лет, когда ему подарили его первое оружие для мести за отца, сведя счеты в весьма мрачном деле, о котором он подробно расскажет, если вы попросите, с того самого дня Малыш занимается два часа в день на протяжении всей жизни. То, что вы видели — итог пятидесятилетней тренировки. Он поднял упражнения в стрельбе на уровень искусства.
Я отпил немного шампанского. Я не знал тогда, предупреждал ли меня Петерс столь явным образом не выставлять себя идиотом. Я думаю, что он рассказал мне все, чтобы потешить тщеславие старого человека и друга.
— Вы, может быть, заметили его пистолет?
Я действительно обратил внимание. Это был «кольт» 45-го калибра, автоматическое оружие американского образца.
— Он очень консервативен, но нужно учесть его возраст. Он отказывается использовать оружие, сделанное после 1920-го года… Что ужасно глупо, ибо современное оружие более совершенно. Я смог убедить его лишь поменять порох. В действительности пистолет, который вы видели, сделан на заказ вручную. Это настоящее произведение искусства и подарок его почитателя. Вообще существует десять подобных пистолетов. Он все их использовал за несколько лет. Если Малыш не так скоро умрет, то ему придется перейти на современное оружие. Ему не так-то легко сделать это.
Какое-то время мы молчали, я разглядывал море, находящееся в двухстах метрах от нас, в белом кружеве пены набегавшее на розовый пляж. Я спросил себя, скольких убил этот старый мажордом, и холодок пробежал по спине. Несмотря на его очарование, он связан со смертью как наркоман. Он столь же ужасен, как любезен.
— Он никогда не вел счета своим победам, — сказал Петерс, предлагая мне турецкую сигарету, похожую на маленькую сигару. — Но в свое время работал почти на всех сильных мира сего. Они перестали пользоваться его услугам в шестьдесят, говоря, что он слишком стар. Таким образом он попал ко мне. Великолепный мажордом, и малинцы очень любят его. Кстати, что вы думаете о моем клубе?
— Океанский Клуб ваш?
— О да, естественно. Я рад, что он вам понравился. У нас здесь так мало молодых людей, не состоящих, так скажем, на контракте. Выпейте ещё бокал шампанского. Теперь настало время поговорить о правилах.
Я все ещё пытался прийти в себя и не побледнеть.
— Какие правила?
— Правила гонок… Больших шпионских гонок.
Мое сердце упало, как падает капсула «Джемени» в невесомости.
— Каких гонок?
Он на секунду нахмурил брови, затем его лицо просветлело.
— О Боже, я не предполагал, что они вам ничего не сказали. Как это дико с их стороны… Кто бы они не были.
Я опустошил свой стакан и налил хорошую порцию скотча из бутылки, оставленной Малышом на столе.
— Мне сказали просто о работе связным. Я отдаю вам деньги, а вы передаете мне сведения.
Меня ещё раз обвели вокруг пальца. Придется подождать встречи с этим негодяем Квином.
Петерс пожал плечами.
— Во всяком случае вы заплатили за право записи и вы теперь участник гонок. Хотите быть в курсе?
Я был готов заорать: «Нет, ни за какие деньги, и прошу вас заказать место на ближайший рейс на континент».
Но за мной послышался дорсетский говор:
— Ну, да он очень хочет поговорить с вами об этом.
Хоннейбан, цветущий и розовощекий, с забинтованным горлом, стоял на террасе за мной
Глава шестая
Пугливый солдат прячет голову в песок, а потом казнит себя
— Кто это? — спросил Петерс.
Материализовался мажордом. Он начинал действовать мне на нервы своими бесшумными появлениями.
— Некий мистер Хоннейбан, сэр. — Я ещё выпил скотча.
— Может быть Малыш продолжит демонстрацию? По живой мишени? Мистер Хоннейбан используется соперниками нашей организации. У него свои счеты со мной, проявление которых — его повязка на горле. Я подозреваю, что он прибыл с приказами и угрозами от моего плешивого патрона.
— Очень злобен, — ухмыльнулся Хоннейбан надтреснутым голосом. Ему бы ещё капюшон в дополнение к гробовому шепоту, он был бы прекрасным шпионом старого образца с отравлениями, кинжалами и всем прочим.
— Садитесь, мистер Хоннейбан, — просительно сказал Петерс. — Выпейте шампанского… У вас вид перегревшегося человека.
Он указал на горло.
— Я не могу пить. Скажите ему, что он должен делать. Все изменения потом. Мне это будет приятно, и я хочу продлить удовольствие.
Петерс пожал плечами. В тот день я не мог запомнить, каким он был. Это действительно человек без лица.