Отправились мы с ребятами в лес поискать орехи. Олеся с нами пошла. Сначала все было хорошо. Напали на рощицу боярышника, кислицу ели, мимо шиповника тоже не прошли. Неглубоко мы вошли в лес, а уже отведали разных лесных даров. Олеся попросила нас помолчать и послушать птиц. Стоим слушаем.
Вдруг раздаются голоса и смех. Смотрим, на поляне появился Сережка Бобриков с каким-то мальчишкой.
Я сразу вспомнил свой многоцветный фингал и подумал:
«А может быть, мне рассчитаться с ним здесь, в лесу? Нет, — думаю, — я же целеньким обещал домой вернуться. А с Сережкой свяжешься, вряд ли целым будешь».
Олеся, увидев Бобрикова, тихо шепнула мне: «Только не связывайся».
Но меня злило, что Бобриков от нас не отходил ни на шаг. Куда мы, туда и он со своим дружком. Мы их с собой не приглашали. Чего они увязались?
Набрели мы на огромный муравейник, присели на корточки, наблюдаем. Интересно! Ходят они по своей тропке от муравейника к толстой сосне, при встрече друг к другу прикасаются и уступают дорогу тому, кто из них что-либо тащит. Идут и идут вереницей. Муравейник из сосновых иголок сложен, как большая скирда сена.
Бобриков со своим дружком тоже уставились на муравьиное жилье. Бобриков ухмыльнулся и сказал:
— Ничего хорошего в них нет. А вот за муравьиные яйца в аптеке хорошие деньги дают! Скоро я этим делом займусь. Добывать буду целыми килограммами. Разворошу палкой муравейник, сколько захочу, столько и наберу. Могу сейчас показать, как это делается.
— Только посмей, — сказал я, — мы тебя за это разденем и голым бросим муравьям на съедение.
— Что? — угрожающе произнес Сережка. — Ты еще получить хочешь? Я не посмотрю, что вас трое и еще эта… — Он кивнул в сторону Олеси. — Она-то помнит, как я тебя дубасил.
— Нет! — сказала Олеся. — Я все видела. Ты трус, удрал тогда.
Сережка отбросил палку, которой хотел разворошить муравейник, и, засунув руки в карманы, прислонился к сосне, вызывающе заявил:
— Пусть он меня только тронет. Ты увидишь, что с ним будет. Ну выходи, москвич, стукнемся, чтоб земля задрожала!
Дружок Сережкин встал между нами.
— Да ладно вам. Подраться всегда успеете.
Семка зашел ко мне со спины и тихо сказал:
— Оставь его. Он с перочинным ножом. Я видел.
Вилен сказал дружку Бобрикова:
— Ну что вы увязались за нами? Идите себе своей дорогой.
Дружок его понятливый был и, по-моему, толковый. Он подошел к Сереге, обнял его и потянул в сторону.
— Пойдем, — сказал он, — пусть они козявок изучают. Чего мешать?
Сережка оттолкнул его.
— Отстань. Мне хочется подраться с москвичом. Из-за него я в тот раз рубаху разорвал.
Серега внимательно оглядел всех.
— Ну что уставились? Думаете, испугался? А вот… — И он вынул из кармана перочинный нож. Раскрыл лезвие и ловко полоснул им по ветке кустарника. Тонкая веточка торчком упала в траву.
Ножичек Серега вертел перед своим носом, словно любовался им. Глаза у Сереги заблестели. Чувствовалось, что у него пробуждался азарт подраться. Мне подумалось: «А ведь он все может. Недаром ребята прозвали его «Прощайте, голуби». Дружка своего он звал Хмель. Семка шепнул ему: «У Гришки фамилия такая — Хмель. Он в седьмом учится». Подбросив ножичек в воздух, Серега ловко поймал его и спрятал в карман. Обняв Гришку Хмеля, спросил:
— Ну как, боимся мы их?
Хмель ничего не ответил.
— Мы тоже не боимся, — сказал Вилен, — а шутки с ножичком плохо кончаются.
— Ничего мне не будет. Я несовершеннолетний. Не пугай. Ох когда-нибудь припомнятся вам все ваши штучки!
Серега взобрался на сук сосны и стал болтать ногами.
— Тебе тоже кое-что припомнится, — сказал я.
— Мне нечего припоминать.
— Голуби припомнятся и Полкан.
— А что Полкан? Полкан собака хорошая, его я обижаю, когда надо. А голуби… их столько развелось…
— Да человек ты или кто? — возмутился Семка.
— Ну, ну, вякни еще что-нибудь.
— Я не вякаю, а говорю.
Олеся поняла, что перебранка разгорается и ее надо как-то приостановить.
— Ребята, ребята, зачем вы задираетесь?
Серега продолжал болтать ногами и ехидно улыбался.
— Знаешь, скрипачка, не вмешивайся в мужские дела. Ты лучше скажи, чего это москвич вокруг тебя петухом ходит? Чего он в тебе нашел? Если ты думаешь, что ты раскрасавица, то это сплошная чепуха. Я бы в твою сторону даже не посмотрел. А то, что ты на скрипке пиликаешь, — подумаешь, я тоже свистеть могу, как соловей.
— Слезай с дерева! — дернул я его за ногу. — Слезай! Драться будем.
Серега спрыгнул вниз.
— Значит, драться хочешь? Ну ладно. Пошли вон на ту поляну.
Но тут ко мне подбежала Олеся.
— Не будете вы драться. А если будете, то ты, Андрей, тоже дурной.
На глазах у Олеси появились слезы. Она взяла меня за руку и потянула в сторону.
— Не надо драться, — просила Олеся.
Мне стало очень жаль ее, и я подчинился. Отошел от Сереги. Минут через десять Семка позвал нас всех.
— Ребята, посмотрите, что я увидел!
Мы подбежали. Семен уставился на корни толстого дуба.
— Видите? — спросил он.