Большие каникулы Мэгги Дарлинг

— Не трудитесь вставать. Я найду выход.

4

Боль в груди

Был уже вечер, когда Мэгги наконец добралась до дома. Уолтер Фойерветер уже закончил свой рабочий день. Сад был полон длинных теней, сообщавших ему тот маслянистый оттенок, который так хорошо получается на фотографиях. Клумбы и беседки выглядели такими ухоженными, какими не были даже при ныне покойном и оплакиваемом Бобе Дипиетро. Сад оставался в эти дни, как казалось Мэгги, тем единственным в ее жизни, что сохранило свое великолепие и целостность. Сам дом был пуст… покинут всеми. Мэгги поняла сквозь бурю эмоций, что этот дом обрел неприятельские черты, стал врагом, тем, кого нужно было бояться и избегать. Но в то же время она понимала, что это оборачивалось для нее личной трагедией, поскольку дом всегда был центром ее вселенной, и без него все, что было ей близко и знакомо, погружалось в хаос. Эти личные горести переплелись в ее голове с пророчествами Кристи Шовин о судьбе Соединенных Штатов, словно особо диссонирующая симфония Стокхаузена, и Мэгги почти погрузилась в тревожно-депрессивное состояние.

Как обычно, она начала искать выход в активных действиях. Особенно трудно было решить больной вопрос: что делать с Линди? Впервые за многие недели она вошла в гостевую комнату, которую занимала ее когда-то лучшая подруга. Она была удивлена, увидев, что Линди превратила двадцать пять квадратных метров совершенной строгости стиля шейкер в нечто, напоминавшее местную лавку в Южной Флориде после урагана. Повсюду валялись пустые контейнеры из-под пищи навынос, миски из жаропрочного пластика для микроволновой печи, коробки из-под пиццы, а между ними были набросаны обертки от шоколадок, пакеты из-под чипсов, бумажные розетки от кексов, банки из-под содовой, картонные пакеты из-под шоколадного молока, пластиковые кофейные чашки — не говоря уже о застарелых объедках, впитавшихся в ковер. Засаленная одежда лежала кучами. На стенах были странные высохшие пятна от различных жидкостей. Постель была не просто не заправлена, но в полном беспорядке, грязная и в пятнах, как будто на ней происходили гладиаторские бои. От простыней воняло. В буквальном смысле сотни странных маленьких стеклянных трубочек были разбросаны по полу — они хрустели под ногами. Мэгги потребовалось какое-то время, чтобы понять: эти предметы имеют отношение к приему наркотиков. Большая стеклянная трубка, лежавшая на бюро, выглядела как приспособление для курения зелья. О ванной уже и сказать было нечего. Туалет не смывался бог знает сколько времени, душевая занавеска сорвана с половины колец, и что-то напоминающее засохшую рвоту прилипло к ванне. Мэгги захотелось поджечь весь этот ужас, но поскольку все это было внутри дома, то об этом не могло быть и речи. Вместо этого она смиренно сходила вниз в кладовку, принесла оттуда рулон полиэтиленовых мешков и принялась за отвратительное занятие, начав заполнять их мусором и вещами Линди (которые своим видом не отличались от мусора). Она выполняла этот акт очищения со слезами, бежавшими по ее щекам, и болью в груди, которую она явно физически ощущала.

Ей уже удалось вынести значительное количество мусора, когда она поняла, что для того, чтобы привести комнату в порядок, нужно будет приглашать профессионалов для полной уборки и маляров для покраски. И потом, предстояло еще решить ужасную задачу: сказать Линди в лицо, что она не может больше жить на ферме Кеттл-хилл. Такой разговор неожиданно приблизился сам собой, когда Мэгги услышала звук подъезжающего автомобиля, а затем открывшейся внизу двери и шагов рядом с кухней. Она глубоко вздохнула и пошла навстречу своей старой подруге.

Но это оказался Хупер, а не Линди. Он поставил сумку с продуктами на центральный стол и стоял, залитый светом галогенных ламп, как трагический актер на классической сцене. Какое-то время они внимательно рассматривали друг друга, стоя в разных концах большого помещения.

— Твоя тетя Линди воровала у нас, — сказала Мэгги.

Хупер глубоко вздохнул и промолчал.

— Теперь мне придется ее выгнать, — мрачно сказала она.

— А что она украла?

— Серебро. Другие вещи. Маленькие ценности.

— Я сожалею, мама.

— У меня сердце разрывается.

— Она здесь?

— Нет. Конечно нет.

— Значит, тебе не придется выгонять ее прямо сейчас.

— Ну, все равно это решено. Она — наркоманка, ты знаешь?

— Я догадывался, что у нее… проблемы, — сказал Хупер и, словно для того чтобы отвести рассмотрение его личного поведения в этой области, заметил: — Вся страна в каком-то кошмаре. — И сразу же с подозрительно серьезным видом принялся разбирать сумку с продуктами. Он всегда был осторожным в своих движениях, неторопливым мальчиком, но сейчас он вел себя так, будто был сапером, разряжающим бомбу.

— А что за продукты? — спросила Мэгги.

— Я собирался приготовить для нас ужин, — сказал Хупер.

— Это интересная мысль. По какому поводу?

— Прощальный ужин.

— Прощальный для кого? Это дело с Линди — не повод для торжества.

— Нет. Это — я. Я уезжаю, мам.