Они методично прочесывали город на большой машине. На некоторых улицах им встречались люди, больше похожие на призраков: подозрительные личности, пившие в обветшалых подъездах из бутылок, спрятанных в бумажные пакеты; ребенок, оседлавший сломанный велосипед и притворявшийся, будто он едет; женщина в ярко-красных брюках, плакавшая у фонарного столба; молодой человек, избивавший сломанный холодильник цепью. На пересечении с Фармингтон-авеню они встретили знакомый образ: большое темное здание в викторианском стиле, богато украшенное и находившееся в странно хорошем состоянии. Надпись на доске, укрепленной на столбике, стоявшем на тротуаре, гласила: «ЗДЕСЬ ЖИЛ МАРК ТВЕН».
— Господи, — застонал Уолтер. — Представь себе, что бы он подумал.
— Это очень грустно представить, — сказала Мэгги, тем не менее мысленно вглядываясь в известное фото Клеменса[37]
, на котором он запечатлен в великолепной светлой шубе из меха тюленя-белька и шапке в тон, на вершине своей славы, едущим в больших санях со своей женой Оливией и тремя симпатичными маленькими девочками: Сюзи, Кларой и Джин — на рождественскую молитву преподобного Джо Твитчелла, после которой они были приглашены на пунш с пирожными (а для мужчин — виски) в дом госпожи Стоу. Это был другой Хартфорд, город с другой планеты, а не только из другого времени.— Невыносимо даже думать об этом, — прошептала Мэгги.
Через пять кварталов после этого достопримечательного места, на Бовингтон-стрит, Мэгги показалось, что они приближаются к цели своей поездки. Здесь, между сгоревшим деревянным трехэтажным домом и одноэтажной бетонной коробкой, которая еще не так давно (лет пятнадцать тому назад) функционировала как магазин по продаже париков, стояло некогда внушительное кирпичное здание в итальянском стиле с зеленоватой крышей, напоминавшей по цвету медную патину. Прямо под фронтоном этого здания был виден каменный резной герб масонского братства. Напротив дома через улицу располагалась маленькая площадь с несколькими деревьями жалкого вида, стволы которых были изрезаны надписями и разрисованы краской из баллончиков. Плитка мостовой на самой площади была разбита, скамейки давно лишены спинок и сидений, а трава маленькой клумбы-оазиса в центре была завалена осколками стекла, жестяными банками и ржавыми тележками из ближайшего супермаркета.
— Подожди! — требовательно сказала Мэгги. — Вот оно, это место!
Уолтер припарковался у бордюра тротуара. Напротив стоял старый «понтиак-гранд-ам» без колес, на голых ступицах. Водительская дверца отсутствовала, а все окна разбиты. Оттуда, из передней дверцы, вылезли мужчина и женщина, которые осторожно посмотрели в обе стороны улицы, а затем поспешно скрылись, словно пара насекомых.
— Ну, — сказал Уолтер, — ты думаешь, она здесь?
— Да, я так думаю. Именно так она мне это место и описала. Маленький парк. И все такое.
— Может быть, ты подождешь здесь, пока я пойду посмотрю?
— Ни за что, — сказала Мэгги. — Я иду с тобой.
Полуденный воздух обдал их жаром, когда они вылезли из кондиционированного нутра «тойоты». Уолтер открыл крышку багажника и, порывшись внутри, быстро нашел зонтик.
— А это зачем?
— А это на случай, если кто-нибудь захочет нас обидеть.
8
В чреве зла
Внутренне убранство дома наводило на мысль, что это местное отделение чистилища. С высокого потолка вестибюля площадью приблизительно три на три метра в центре свешивалась одинокая голая лампочка на длинном потертом проводе. Напротив входа стояло нечто напоминавшее банкомат, в довольно неряшливую бетонную стену была вмонтирована стальная щель. Создавалось впечатление, что ее строили масоны-любители, не принятые в братство. Сама стена была расписана граффити и заляпана черными, желтовато-коричневыми и розово-фиолетовыми пятнами и подтеками, что предполагало намеренное отправление на нее различных физиологических потребностей. В примыкающей к ней стене была стальная дверь, вся почириканная, обшарпанная и поцарапанная. В комнате стояла ужасная вонь. Было трудно представить себе, что делать дальше.
Шаркая ногами, в вестибюль зашел какой-то клиент, больше похожий на дергающееся огородное чучело, нежели на человека. Он был одет в рваный спортивный костюм и, несмотря на молодые черты лица, повадками напоминал дряхлого старика.
— Вы покупать? — спросил он.
— Нет, — ответила Мэгги. — Идите вперед нас.
Клиент покосился на них так, словно вежливость была чем-то почти забытым, относящимся к условностям давно ушедших лет. Когда он доковылял до щели в стене, им удалось понаблюдать, как происходит сделка.
— Ты, дай-ка мне две синие льдинки, — сказало чучело.
— А льдинок нет, — ответила щель.
— Тогда половинку крэка.
— Никакой половинки крэка не будет.
— А что у тебя есть, придурок?
— Есть «лунные камни»[38]
.— И это все дерьмо, что у вас есть? От него так пронесет!
— Да, только это дерьмо.
— Вы, мудаки, торгуете самым дерьмовым дерьмом.
— Ты сам мудак. Тебе нужно дерьмо или нет?
— Хорошо, дай немного.
— Сколько?
— На двадцатку.