Надо быть терпеливым и внимательным. Надо дать ей время. Нельзя торопиться. Все его благие намерения идут прахом, как только он касается ее губ, нежных, мягких. И он делает так, как всегда, как привык — жадно и напористо. И приходит в себя лишь когда его руки уже под ее джемпером, уже глядят изгиб спины, и он собирается поднять свои руки вверх и вперед, чтобы потрогать, наконец, то, о чем он, разумеется, до этого момента не раз думал. А ее ладошки упираются ему в плечи и так просящее, жалобно:
— Гриша… Гришенька… пожалуйста… не надо…
Не то, что стоп-сигнал перед глазами зажегся — даже сирена в ушах завыла. Отстранился резко. Идиот! Он ее все-таки напугал. Своим напором, тем, что слишком поторопился. Ведь понимал же, что нельзя так, но вот привык и по-другому никогда не делал, и…
А вот теперь она сидит в противоположном углу дивана, буквально вжимаясь в спинку. А он… Он все испортил, похоже. Как исправлять, понятия не имеет, что делать, ясно только в теории, а на практике подлая натура берет верх и прет напролом. Неужели все-таки обидел? Знать бы — чем именно? И что теперь говорить? А начинает говорить вдруг она.
— Гриша, ты извини меня, но… Ты только пойми меня правильно…
Было ясно, к чему все идет, с самого начала. Она ведь не девочка, тридцать лет, взрослая женщина. Не выдрами они сюда любоваться приехали, в самом же деле! И не то, чтобы она была против. Но вот как оказалось…
Он ее жарко и жадно целует. А в голове бьется вопрос: почему сейчас — да, а тогда — нет? Что изменилось? Сама Люся не изменилась. Она бы многое отдала, чтобы знать, что происходит у него в голове. И почему он передумал? А вдруг… ну, а вдруг… вот сейчас он начнет… начнет знакомиться с ее телом более… плотно… и… А вдруг ему не понравится? И он снова… передумает? А второй раз она уже не выдержит такого! Трусливый страх в душе берет верх над доводами рассудка, и она пытается остановить его. Иначе может быть слишком больно. Ей.
Никогда он не бывал в такой ситуации. Будто не тридцать пять лет ему, а восемнадцать. Ни одной внятной мысли: что делать, как исправлять. Да, похоже, никак и не исправишь. Поторопился, так включай задний ход, пока не сделал еще хуже. Первый раз с ним такое, что приходится отступаться. Но — надо. Иначе нельзя.
— Люся… — он вздыхает. — Извини. Извини. Наверное, я чересчур… Я не хочу давить на тебя, и если ты не хочешь, то я…
Не мастак он объяснять, особенно то, что и сам не очень хорошо понимает. У Люси двигаются губы, будто она что-то хочет сказать, но так и не произносит ничего, лишь кивает неуверенно.
И в голове вдруг всплывают слова брата. Дави на жалость, импровизируй… Звучит как бред, но, может быть, попробовать стоит? Хотя… импровизация — не его стиль. Но он рискнет. Встает с дивана, засовывает руки в карманы от греха подальше.
— Люсь, ты, правда… не сердись на меня… Я совсем не умею… делать правильно, красиво. Не принц, словом. Вечно все у меня через… одно место.
— Да ты-то тут причем! Гриша, ты все не так понял! — она еще и спорить с ним пытается! Нет уж, это его импровизация на заданную тему.
— Лютик, да как тут не понять, — он делает пару шагов в сторону от камина, потому что припекает. — Все очевидно. Ты — девушка молодая, интересная, у тебя есть… гхм… определенные ожидания… требования… к мужчинам. Имеешь право, при твоих-то данных…
Она пытается что-то возразить, но он поднимает руку, призывая ее к молчанию.
— Люся, не спорь, я лучше знаю! Я тебя старше! Да, — вздыхает он, — старше. На пять лет, а это немало. И внешне… на принца мало похож. Я понимаю… я человек простой, без образования… И не напоминай про мой диплом, — в ответ на ее попытку что-то сказать. — Я это за образование не считаю, бумажка просто! Характер у меня далеко не сахар, трудно со мной. Да и в материальном плане — непонятно. Того и гляди… без пяти минут голодранец. Так что… — он поводит плечами, — ты в своем праве, Люсь. Зачем тебе такой, действительно? Извини. Извини, что так вышло. Я… я не хотел тебя обидеть.
Честно говоря, он сам себе не верил, когда это все говорил. Но, может быть, Люся поверит? Хотя, судя по раздавшемуся звонкому смеху — не поверила.
— Ой… — она наконец-то перестала смеяться. — Домашняя заготовка, да, Григорий Сергеевич? Хорошая попытка. Гриш, ты сам-то себя слышишь? Бедненький, несчастненький, никому не нужный… На комплименты напрашиваешься?
— Не напрашиваюсь, — буркнул. А потом, не удержавшись, усмехнулся. — И не такой уж я подарок, это правда.
— Может, ты не подарок, так и я не именинница, — отвечает Люся расхожей фразой.
Смех смехом, а романтический вечер с треском провалился. Ну, а что он хотел? За один раз добиться такой женщины? Ладно, надо капитулировать с достоинством.
— Люсь, на втором этаже спать не предлагаю, там так и не прогрелось толком, прохладно, — и это правда. Только он сам изначально полагал, что им вдвоем это помехой не будет, авось не замерзнут. — А здесь диван удобный, у камина тепло. Я постельное белье тебе принесу, подожди, хорошо? Сейчас, пару минут и я вернусь.