Большие люди

Он принял решение рассказать обо всем Яне. Ну, не то, чтобы совсем уж обо всем. О главном. Яночка, умница, даже лишних вопросов задавать не стала: зачем да почему? Слишком многое понимает девочка. Но сейчас ему это только на руку. Главное, что играет Яна на его стороне. А когда есть такой все тонко понимающий союзник — как-то спокойнее. Потому что на Гришку в этом деле опоры нет. Более того, все это надо проворачивать без него. Старший тут все только испортит, как пить дать.

У Гоши было ощущение, что в руках собрался целый веер нитей. Толстых, тонких — разных. И надо точно знать, как и за какие дергать. И не пропустить, поймать тот неуловимый отклик, едва различимое натяжение в нужных нитях. А страха не было. Поздно, отбоялся уже. И какая-то абсолютно холодная решимость внутри. И отстраненность, ранее ему совершенно не свойственная. Гоша всегда был достаточно эмоционален и нетерпелив, даже в делах. Но сейчас был странно спокоен, будто не он это все задумал и собирался исполнить. Наверное, потому что собирался сражаться не за себя. За брата. И ошибиться просто не имел права.

И поэтому настраивался на главный разговор долго. Вроде бы готово уже все, и все варианты просчитаны, и возможные пути отступления подготовлены, и страховочные тросы натянуты, а все же… Последний шаг оказалось сделать все-таки непросто. И лишь когда позвонила Люся, чтобы узнать о его здоровье… когда он слушал ее фальшиво бодрый голос… когда вспомнил, чем он сам обязан Лютику… и как сверх всякой меры мрачен в последние недели и без того не балующий сиянием оптимизма старший брат… Вот тогда он понял, что медлить уже нельзя. Взял на себя роль Купидона — так пора доставать последнюю стрелу и совершать контрольный выстрел на поражение. Не во влюбленных. А совсем в другую сторону.

___________

Он зашел в кабинет Ларисы за час до окончания рабочего дня. Со сталью в сердце, безмятежной улыбкой на губах и огромным букетом желтых роз в руках.

— Гоша?

— Здравствуй, Лариса. Извини, не заходил к тебе сегодня на кофе — дела, дела, ты же понимаешь. Держи, — протянул ей букет.

— Спасибо, — Лариса растеряна. — А по какому поводу?

— На прощание.

— Ты уходишь?! — еще более ошеломленно.

— Нет, Лариса, это ты уходишь.

— Гоша?! — вставшая было главбухша опускается обратно в кресло. — Ты что такое говоришь? Я не понимаю…

— Да ясное дело, что не понимаешь. Пока не понимаешь, — Георгий кладет так и не принятый Ларисой букет ей на стол. Туда же опускаются несколько скрепленных листов бумаги. — Но я тебе сейчас все объясню. Вот, ты почитай, ознакомься, пока я буду рассказывать, как мы поступим…

__________________

Сейчас она похожа на нечто острое и колючее как никогда. И дело даже не в тонком носе с нервно подрагивающими крыльями, не в жестких прядях залитых лаком волос, не в царапающих поверхность стола ярких ногтях. Самое режущее — взгляд, холодный, ненавидящий. Если бы он мог убивать, то Георгий был бы уже мокрым пятнышком у ножек стола главного бухгалтера.

— Как же я тебя проглядела, а?.. — Лариса недоверчиво качает головой, голос ее тих, шипяще тих. — Вот же гаденыш… мелкий гаденыш…

— Угу, — безмятежно соглашается Гоша. — Я такой.

— Подлееец, — тянет Лариса, все так же неверяще качая головой. — Лживый подлец! Как же я тебя не разглядела… пропустила… недооценила…

— Да, Лариса Юрьевна, — он все так же спокоен. — Проглядела. Ну, я же такой маленький, незначительный…

— Подлец!

— Да, да, ты уже говорила, — он даже не позволяет себе усмехнуться. Не стоит ее злить излишне, как и недооценивать. — Целиком и полностью с тобой согласен. Собственная подлость даже меня самого удручает.

— Глумишься, да? Издеваешься? — она откидывается в кресле. — Думаешь, ты выиграл? Полагаешь, что переиграл меня? Что я не рискну?

— Нет, Лариса, не издеваюсь. Я предельно серьезен.

— И не боишься… — она на взводе, он это видит. Первый шок прошел, и теперь верх берут эмоции. И этим надо пользоваться. — Не боишься, что я плюну на твои угрозы? Мне ведь терять нечего.

— Это как посмотреть, — тут он ступает на зыбкую грань. Главное, сыграть. Сыграть грамотно и тонко. Чтобы она не почувствовала, что он блефует. — Рискнешь — дело твое. Но нам терять тоже уже нечего. И потонем тогда мы все трое. Даже четверо.

— Почему это четверо?!

— А ты про дочку свою прелестную не забывай…

— При чем тут Алина?!

Вот, он ее зацепил! Негоже играть на чувствах матери, даже если мать — ехидна, и ребенок ее тоже. Но выбора она ему не оставила. Поэтому он будет блефовать. Главное, чтобы об этом не догадалась Лариса.

— Она же у тебя такая чудесная девочка… умница… красавица… Жаль будет, если с ней приключится какая-то неприятность…

— Ты сейчас о чем?! — Лариса побледнела так, что пятна румян на острых скулах выделились совсем резко.