Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

Мрачно посмотрвъ нсколько разъ то на меня, то на свою ногу, онъ еще ближе подошелъ ко мн, схватилъ меня за об руки и тряхнулъ изо всей силы. Глаза его были грозно устремлены на меня, а я безпомощными взорами молилъ его о пощад.

— Ну, слушай, сказалъ онъ:- дло идетъ о томъ: оставаться теб въ живыхъ или нтъ? Ты знаешь, что такое напилокъ?

— Да, сэръ.

— Ну, и знаешь, что такое състное?

— Знаю, сэръ.

Посл каждаго вопроса онъ меня снова встряхивалъ, чтобъ дать мн боле почувствовать мое безпомощное положеніе и угрожавшую мн опасность.

— Достань мн напилокъ — и онъ тряхнулъ меня. — Достань мн чего-нибудь пость. И онъ тряхнулъ меня. — Принеси мн то и другое. И онъ тряхнулъ меня. — Или я у тебя вырву сердце и печонку. Онъ опять тряхнулъ меня.

Я былъ въ ужасномъ страх, голова кружилась; я припалъ къ нему обими руками и сказалъ:

— Если вы будете такъ добры, позвольте мн стоять прямо, сэръ: меня не будетъ тошнить и я лучше васъ пойму.

Тутъ онъ меня кувырнулъ съ такой силою, что мн показалось, будто церковь перепрыгнула черезъ свой же шпиль, потомъ приподнялъ меня за руки въ вертикальномъ положеніи надъ камнемъ, и продолжалъ:

— Завтра рано поутру ты принесешь мн напилокъ и пищу. Все это ты принесешь туда, на старую батарею. Ты сдлаешь, какъ я теб приказываю и никогда никому объ этомъ словечка не промолвишь; никогда не признаешься, что ты видлъ такого человка, какъ я, и тогда я оставлю тебя въ живыхъ. Если ты въ чемъ-нибудь меня не послушаешь, хоть на самую малость, твое сердце и печонку у тебя выржутъ и съдятъ. Я теб еще скажу, что я не одинъ, какъ ты, можетъ, это думаешь. У меня есть молодчикъ, передъ которымъ я ангелъ. Этотъ молодчикъ слышитъ все, что я теб теперь говорю. У него есть особый секретъ, какъ добираться до мальчишки, до его сердца и печонки: напрасно мальчишка будетъ прятаться отъ этого молодчика. Напрасно мальчишка будетъ запирать дверь своей комнаты; ложась въ теплую постель, напрасно будетъ кутаться съ головой въ одяло: онъ будетъ думать, что онъ въ поко и вн опасности — какъ бы ни такъ, мой молодчикъ потихоньку подползетъ; подкрадется — и тогда бда мальчишк. Я теперь удерживаю этого молодчика, чтобъ онъ тебя не растерзалъ, и то съ трудомъ. Ну, что же ты скажешь на это?

Я отвчалъ, что я ему достану напилокъ и все, что съумю достать състнаго, и все принесу на батарею рано утромъ на слдующій день.

— Ну, скажи: «убей меня Богъ!» сказалъ человкъ.

Я побожился и онъ снялъ меня съ камня.

— Ну, продолжалъ онъ:- такъ помни же, за что ты взялся, и не забывай моего молодчика. Отправляйся домой.

— По… покойной ночи, сэръ, сказалъ я дрожащимъ голосомъ.

— Очень покойной, сказалъ онъ, окидывая взоромъ холодную и сырую равнину. — Будь я лягушкой или угремъ!

И, обхвативъ руками свое дрожавшее отъ холода тло, словно опасаясь, чтобъ оно не развалилось, онъ поплелся, прихрамывая, въ низкой церковной оград. Я смотрлъ ему вслдъ. Онъ шелъ, пробираясь между крапивой и кустарникомъ, которыми заросла ограда; мн казалось, будто онъ избгалъ мертвецовъ, которые высовывались изъ могилъ, стараясь ухватить его за пятку, чтобъ затащить въ себ.

Когда онъ добрался до низкой церковной ограды, онъ перелзъ черезъ нее, какъ человкъ, у котораго ноги были какъ палки, и потомъ еще разъ оглянулся на меня. Увидвъ, что онъ смотритъ на меня, я пустился бгомъ домой. Пробжавъ немного, я оглянулся: онъ продолжалъ идти къ рк, поддерживая себя руками и пробираясь съ своей больной ногой между большими каменьями, набросанными здсь и тамъ по болоту, для удобства переходовъ, на случай большихъ дождей или прилива.

Болото показалось мн длинной, черной полосой на горизонт, когда я снова остановился и поглядлъ ему въ слдъ; рка являлась другою такою же полосою, только темне и уже; небо представляло рядъ длинныхъ, багровыхъ и черныхъ, перемежавшихся полосъ. На берегу рки я только могъ различить два предмета, поднимавшихся надъ поверхностью земли: вху, поставленную рыбаками въ вид шеста, съ изломаннымъ боченкомъ наверху, очень-некрасивую штуку вблизи, и вислицу съ болтавшимися на ней цпями, на которой во время оно былъ повшенъ морской разбойникъ. Человкъ этотъ пробирался въ вислиц, какъ-будто онъ былъ тотъ самый разбойникъ, возставшій изъ мертвыхъ, чтобъ снова повситься. Эта мысль произвела на меня страшное впечатлніе; смотря на скотъ, который поднималъ головы и глядлъ ему вслдъ, я задавалъ себ вопросъ: «не-уже-ли и скотъ думаетъ то же?» Я осмотрлся во вс стороны, думая, не увижу ли гд страшнаго молодчика, но не было и признаковъ его. Мн опять стало страшно и я побжалъ безъ оглядки домой.

II

Сестра моя, мистрисъ Джо Гарджери, была двадцатью годами старше меня; она составила себ огромную извстность во всемъ околотк тмъ, что вскормила меня «рукою». Мн самому приходилось добраться до смысла этого выраженія, и потому, зная, какъ она любила тузить меня и Джо своею тяжелою рукою, я пришелъ къ тому убжденію, что мы оба съ Джо вскормлены рукою.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы