Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

Мистрисъ Джо имла извстную манеру приготовлять намъ хлбъ съ масломъ. Прежде всего она крпко прижимала хлбъ къ своему переднику, отчего часто булавки и иголки попадали въ хлбъ, а потомъ къ намъ въ ротъ. Потомъ она брала масло (неслишкомъ-много) и ножомъ намазывала его на хлбъ, словно приготовляя пластырь; живо дйствовала обими сторонами ножа и искусно обчищала корку отъ масла. Наконецъ, проведя послдній разъ ножомъ по пластырю, она отрзывала толстый ломоть хлба, длила его пополамъ и давала каждому изъ насъ по куску. Хотя я былъ очень-голоденъ, но не смлъ сть своей порціи:, я чувствовалъ, что необходимо было запасти чего-нибудь състнаго для моего страшнаго колодника. Я хорошо зналъ, какъ аккуратна и экономна въ хозяйств мистрисъ Джо, и потому могло случиться, что я ничего не нашелъ бы украсть въ кладовой. На этомъ основаніи я ршился не сть своего хлба съ масломъ, а спрятать его, сунувъ въ штаны.

Но ршиться на такое дло было не очень легко. Мн казалось, что не трудне было бы ршиться спрыгнуть съ высокой башни, или кинуться въ море. Джо, незнавшій моей тайны, увеличивалъ еще тягость моего положенія. Какъ уже сказано, мы находились съ Джо въ самыхъ дружескихъ, почти братскихъ отношеніяхъ; такъ у насъ былъ обычай по вечерамъ сть вмст наши ломти хлба съ масломъ и, время отъ времени откусивъ кусокъ, сравнивать оставшіеся ломти, поощряя такимъ образомъ другъ друга въ дальнйшему состязанію. Въ этотъ памятный вечеръ Джо нсколько разъ приглашалъ меня начать наше обычное состязаніе, показывая мн свой быстро-уничтожавшійся ломоть. Но я все сидлъ какъ вкопаный; на одномъ колн у меня стояла кружка съ молокомъ, а на другомъ покоился мой неначатый ломоть. Наконецъ, я пришелъ къ тому убжденію, что если длать дло, то лучше придать ему самый правдоподобный видъ. Я воспользовался минутой, когда Джо не смотрлъ на меня, и проворно опустилъ ломоть хлба съ масломъ въ штаны. Джо, повидимому, безпокоился обо мн, думая, что у меня пропалъ аппетитъ; онъ кусалъ свой ломоть задумчиво и, казалось, безъ всякаго удовольствія. Необыкновенно-долго вертлъ онъ каждый кусокъ во рту, долго раздумывалъ и наконецъ глоталъ его, какъ пилюлю. Онъ готовился откусить еще кусочекъ и, наклонивъ голову на сторону, вымрялъ глазомъ сколько захватить зубами, когда вдругъ замтилъ, что мой ломоть исчезъ съ моего колна.

Джо такъ изумился и остолбенлъ, замтивъ это, что выраженіе его лица не могло не быть замченнымъ моею сестрою.

— Ну, что тамъ еще? рзко спросила она, ставя чашку на столъ.

— Послушай, бормоталъ Джо, качая головою, съ выраженіемъ серьёзнаго упрека: — Пипъ, старый дружище! ты себ этакъ повредишь. Онъ тамъ гд-нибудь застрянетъ, смотри! Вдь, ты его не жевалъ, Пипъ!

— Ну, что тамъ еще у васъ? повторила моя сестра, еще рзче прежняго.

— Пипъ, попробуй-ка откашлянуться хорошенько. Я бы теб это, право, совтовалъ, продолжалъ Джо съ ужасомъ. — Приличія, конечно, дло важное, но, вдь, здоровье-то важне.

Сестра моя къ тому времени пришла въ совершенное неистовство; она бросилась на Джо, схватила его за бакенбарды и принялась колотить головою объ стну, между-тмъ, какъ я сидлъ въ уголку, сознавая, что я всему виною.

— Теперь, надюсь, ты объяснишь мн въ чемъ дло, сказала она, запыхаясь:- чего глазешь-то, свинья набитая.

Джо бросилъ на нее безпомощный взглядъ, откусилъ хлба и взглянулъ на меня.

— Ты самъ знаешь, Пипъ, сказалъ онъ, дружественнымъ тономъ, съ послднимъ кускомъ за щекою и разговаривая, будто мы были наедин. — Мы, вдь, всегда были примрные друзья и я послдній сдлалъ бы теб какую непріятность. Но, самъ посуди… и онъ подвинулся во мн съ своимъ стуломъ, взглянулъ на полъ, потомъ опять на меня:- самъ посуди, такой непомрный глотокъ…

— Опять сожралъ, не прожевавъ порядкомъ — а? отозвалась моя сестра.

— Я и самъ глоталъ большіе куски, когда былъ твоихъ лтъ, продолжалъ Джо, все еще съ кускомъ за щекою и не обращая вниманія на мистрисъ Джо: — и даже славился этимъ, но отродясь не видывалъ я такого глотка. Счастье еще, что ты живъ.

Сестра моя нырнула по направленію ко мн и, поймавъ меня за волосы, произнесла страшныя для меня слова:

— Ну, иди, иди, лекарства дамъ.

Въ то время какой-то скотина-лекарь снова пустилъ въ ходъ дегтярную воду, и мистрисъ Гарджери всегда держала порядочный запасъ ея въ шкапу; она, кажется, врила, что ея цлебныя свойства вполн соотвтствовали противному вкусу. Мн по малости задавали такой пріемъ этого прекраснаго подкрпительнаго средства, что отъ меня несло дегтемъ, какъ отъ вновь-осмолёнаго забора. Въ настоящемъ, чрезвычайномъ случа необходимо было задать мн, по-крайней-мр, пинту микстуры, и мистрисъ Джо влила ее мн въ горло, держа мою голову подмышкою. Джо отдлался полупинтою. Судя по тому, что я чувствовалъ, вроятно, и его тошнило.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы