Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

Послѣ этого, за ужиномъ, я сидѣлъ по-одаль отъ Бидди, и, идя спать, простился съ нею такъ холодно и важно, какъ только могъ, имѣя постоянно въ памяти кладбище и всѣ происшествія дня. Всякій разъ, что я просыпался ночью — а просыпался я каждыя четверть часа — я раздумывалъ о томъ, какъ злобно и несправедливо Бидди оскорбила меня.

Маѣ слѣдовало ѣхать рано утромъ. И рано утромъ я всталъ и, никѣмъ незамѣченный, вышелъ изъ дому и заглянулъ въ одно изъ деревянныхъ оконъ кузницы. Нѣсколько минутъ смотрѣлъ я на Джо: онъ уже былъ за работою, на лицѣ его выражалась сила и здоровье.

— Прощай, милый Джоі Нѣтъ, нѣтъ, не обтирай руки, ради Бога: подай мнѣ твою черную руку. Вѣдь, я скоро опять пріѣду, я часто буду пріѣзжать.

— Никогда не довольно-скоро, сказалъ Джо: — и никогда не довольно-часто.

Бидди дожидалась меня въ дверяхъ кухни, съ кружкою молока и краюшкою хлѣба.

— Бидди, сказалъ я, подавая ей руку на прощаніе: — я не сержусь, но я огорченъ.

— Не огорчайтесь, прошу васъ, уговаривала она меня съ чувствомъ: — ужъ предоставьте мнѣ одной огорчаться, если я была несправедлива.

Еще разъ передо мною поднимался туманъ. Если онъ предсказывалъ мнѣ, что я былъ здѣсь въ послѣдній разъ и что Бидди была права, то я только могу сказать, что и онъ былъ правъ.

XXXVI

Наши дѣла шли день отъ дня хуже; долги росли, мы часто сводили счеты и оставляли поля, а время между-тѣмъ быстро летѣло. Я былъ уже совершеннолѣтній, а еще, какъ предсказывалъ Гербертъ, тайна моей судьбы не разоблачилась.

Гербертъ самъ достигъ совершеннолѣтія восьмью мѣсяцами прежде меня. Такъ-какъ это событіе не ознаменовалось никакою существенною перемѣною въ его положеніи, то оно и не произвело никакого впечатлѣнія въ гостиницѣ Бернарда. Но день моего рожденія мы ожидали съ бездною надеждъ и самыхъ невозможныхъ предположеній, потому-что мы были убѣждены, что мой опекунъ не можетъ не сказать мнѣ по-этому случаю, чего-нибудь рѣшительнаго.

Я приложилъ возможныя старанія, чтобъ всѣ въ Литль-Бритенъ знали когда будетъ день моего рожденія. Наканунѣ, я получилъ офиціальную записку отъ Уемика, увѣдомлявшую меня, что мистеръ Джаггерсъ желалъ бы меня видѣть завтра, около пяти часовъ пополудни. Это окончательно убѣдило, что должно случиться что-нибудь очень-важное и я, съ трепетомъ и необыкновенною исправностью, отправился на слѣдующій день, въ назначенный часъ къ своему опекуну.

Къ первой комнатѣ встрѣтилъ и поздравилъ меня Уемикъ; разговаривая со мною, онъ случайно потеръ себѣ носъ бумажкой, видъ которой мнѣ очень-понравился. Но онъ ни слова не сказалъ о ней, а кивнулъ толовою на дверь, приглашая меня войти въ кабинетъ моего опекуна. Былъ ноябрь мѣсяцъ и мистеръ Джаггерсъ стоялъ передъ огнемъ, прислонившись спиною въ карнизу камина и заложивъ руки подъ фалды фрака.

— Ну, Пипъ, сказалъ онъ:- сегодня слѣдуетъ васъ называть — мистеромъ Пипъ. Поздравляю васъ, мистеръ Пппъ.

Мы пожали другъ другу руку (онъ никогда долго не жалъ руку) и я поблагодарилъ его.

— Возьмите стулъ, мистеръ Пипъ, сказалъ мой опекунъ.

Я сѣлъ; онъ продолжалъ стоять въ прежнемъ положеніи, и только, поводя бровями, пристально смотрѣлъ, на свои сапоги. Мнѣ стало неловко; мною овладѣло то же чувство, которое я испыталъ когда-то, давно, когда каторжникъ меня посадилъ на надгробную плиту. Страшные слѣпки на стѣнахъ, казалось, дѣлали неимовѣрные усилія, чтобъ разслушать разговоръ.

— Ну, любезнѣйшій, началъ мой опекунъ, обращаясь ко мнѣ, будто я былъ свидѣтель, сидѣвшій на судебной скамьѣ:- я желалъ бы сказать вамъ нѣсколько словъ.

— Сдѣлайте одолженіе.

— Какъ велики, полагаете вы, ваши расходы, сказалъ мистеръ Джаггерсъ, нагибаясь, чтобъ взглянуть на полъ и потомъ закидывая голову назадъ и глядя въ потолокъ.

— Какъ велики мои расходы, сэръ?

— Какъ велики ваши расходы? повторилъ онъ, все еще глядя въ потолокъ.

Подождавъ немного, онъ обвелъ взоромъ всю комнату и остановилъ платокъ на полпути къ носу, дожидаясь моего отвѣта.

Я послѣднее время такъ часто занимался повѣркою счетовъ, что совершенно сбился съ толку и не быль въ-состояніи отвѣтить на этотъ вопросъ. Я такъ и сказалъ своему опекуну. Отвѣтъ, кажется, понравился ему. Онъ замѣтилъ:

— Я такъ и думалъ.

И съ самодовольнымъ видомъ высморкалъ носъ.

— Ну, любезнѣйшій, я у васъ спросилъ одинъ вопросъ, сказалъ Джаггерсъ. — Теперь не имѣете ли вы какихъ-нибудь вопросовъ задать мнѣ.

— Конечно, я радъ бы задать вамъ и не одинъ вопросъ, сэръ, но я помню ваше запрещеніе.

— Задайте одинъ, сказалъ Джаггерсъ.

— Не откроется ли мнѣ сегодня мой благодѣтель?

— Нѣтъ; задайте другой.

— Скоро ли объяснится тайна?

— Оставьте этотъ вопросъ на минутку въ сторонѣ, сказалъ Джаггерсъ:- и спросите что-нибудь другое.

Я подумалъ: оставался только одинъ вопросъ:

— Приходится ли мнѣ получить что-нибудь сегодня?

На этотъ вопросъ мистеръ Джаггерсъ съ торжествующимъ видомъ отвѣчалъ:

— Я такъ и думалъ, что кончится этимъ!

Онъ позвалъ Уемика и приказалъ подать себѣ знакомую мнѣ бумажку. Уемикъ подалъ ему и тотчасъ же удалился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза