Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

Зачѣмъ останавливаться мнѣ надъ вопросомъ, на сколько Эстелла причиною отвращенія моего въ Провису? Зачѣмъ медлить мнѣ на дорогѣ, для сравненія расположенія духа, въ которомъ я находился, когда передъ встрѣчею съ нею въ конторѣ дилижансовъ, стараясь смыть съ себя всякій слѣдъ ньюгетской тюрьмы, съ тѣмъ отчаяніемъ, съ которымъ я теперь измѣрялъ бездну, раздѣлявшую Эстеллу, въ ея гордости и красотъ, отъ меня, въ моемъ уничиженіи. Дорога не стала бы ровнѣе, она привела бы къ тому же концу. Новое опасеніе вкралось въ мою душу послѣ его разсказа; или вѣрнѣе, его разсказъ далъ образъ и цѣль уже зародившемуся опасенію Компесонъ еще живъ и можетъ узнать о его возвращеніи, и тогда нечего и сомнѣваться въ послѣдствіяхъ. Что Компесонъ сильно боялся его, никто не зналъ лучше меня, и едва ли, можно было сомнѣваться, чтобъ подобный человѣкъ не постарался бы отдѣлаться отъ опаснаго врага, посредствомъ доноса.

Никогда не говорилъ я, и нехотѣлъ говорить Провису ни слова объ Эстеллѣ. Но я говорилъ Герберту, что до отъѣзда моего за границу, мнѣ необходимо навѣстить Эстеллу и миссъ Гавишамъ.

Я сообщилъ ему объ этомъ въ ту ночь, когда мы оставались на сдинѣ, за день передъ тѣмъ, что Провисъ разсказалъ намъ свою исторію. Я рѣшился ѣхать въ Ричмондъ на слѣдующій день и дѣйствительно поѣхалъ…

Когда я вошелъ къ мистрисъ Брэндли, служанка Эстеллы сообщила мнѣ, что ея госпожа уѣхала.

— Куда?

— Въ Сатисъ-Гаусъ, по обыкновенному.

— Не по обыкновенному, сказалъ я, она прежде никогда не ѣздила туда безъ меня. Когда же она вернется? Отвѣтъ былъ такъ неопредѣленъ, что увеличилъ мое недоумѣніе. Она отвѣчала, что ея госпожа, вѣроятно, вернется только на короткое время. Я ничего не могъ понять изъ этого, развѣ, что отъ меня нарочно хотѣли скрыть сущность дѣла, и потому вернулся домой совершенно разстроенный. Другое ночное совѣщаніе съ Гербертомъ, послѣ ухода Провиса (я всегда провожалъ его домой и хорошо при этомъ осматривался), привело насъ къ заключенію: не говорить ничего о заграничномъ путешествіи, пока я не возвращусь отъ миссъ Гавишамъ.

Въ это время, Гербертъ и я должны были, сами по себѣ, обдумать какой предлогъ удобнѣе употребить: боязнь ли, что онъ находится подъ подозрительнымъ надзоромъ, или что мнѣ, не бывшему никогда заграницею, хотѣлось бы попутешествовать. Мы знали, что мнѣ стоитъ только предложить что-нибудь, чтобъ онъ тотчасъ же согласился.

На слѣдующій день, я унизился до того, что притворился будто бы обѣщалъ навѣстить Джо. Я въ состояніи былъ спуститься до всякой почти гнусности, касательно Джо. Провису слѣдовало быть очень осторожнымъ въ моемъ отсутствіи и Герберту замѣнить меня при немъ. Я же долженъ быть въ отлучкѣ одну только ночь, и, по возвращеніи своемъ, удовлетворить его нетерпѣніе пышнымъ отъѣздомъ за границу. Мнѣ тогда пришло на мысль и, какъ я послѣ узналъ, такъ же и Герберту, что легче всего можно было бы увезти его подъ предлогомъ разныхъ закупокъ.

Приготовившись такимъ-образомъ къ поѣздкѣ къ миссъ Гавишамъ, я отправился въ утреннемъ дилижансѣ еще до разсвѣта и уже былъ на большой загородной дорогѣ, когда день сталъ постепеннно появляться, медленно дрожа, окруженный облаками и лохмотьями тумана, какъ нищій.

Когда мы подъѣхали къ Синему Вепрю послѣ тряской ѣзды, кто же, вы думаете, выходитъ изъ воротъ посмотрѣть на дилижансъ, — Бентлей Друммель, съ зубочисткой въ зубахъ.

Онъ притворился, что не видитъ меня, и я сдѣлалъ то же; впрочемъ плохое, было притворство съ обѣихъ сторонъ, тѣмъ болѣе, что мы оба взошли въ столовую, гдѣ онъ только что кончилъ, а я заказалъ себѣ завтракъ. Мнѣ было очень горько видѣть его въ городѣ, ибо я зналъ очень хорошо, почему онъ тамъ.

Присѣвъ къ столу, пока онъ стоялъ у камина, я взялъ грязную газету давно прошедшихъ дней, на которой было менѣе четкихъ словъ, чѣмъ пятенъ отъ кофея, сажи масла и вина. Подъ конецъ, мнѣ стало невыносимо видѣть, какъ онъ торчитъ у камина и я всталъ съ намѣреніемъ также воспользоваться огнемъ. Я подошелъ къ камину и протянулъ руки за его ногами, чтобъ достать ломъ и помѣшать уголь, все еще притворяясь, что не узнаю его.

— Насмѣшка это что-ли? спросилъ Друммель.

— О! отвѣтилъ я, держа ломъ въ рукахъ:- это вы, въ-самомъ-дѣлѣ? Какъ ваше здоровье? Я удивлялся, кто заслонялъ огонь. Съ этимъ словами, я сильно помѣшалъ уголья и всталъ рядомъ съ Друммелемъ спиною къ огню.

— Вы только что пріѣхали? спросилъ онъ, слегка толкая меня плечомъ.

— Да, отвѣчалъ я, слегка толкая его плечомъ въ свою очередь.

— Скверная мѣстность, сказалъ Друммель. Вы здѣшній, я полагаю?

— Да! возразилъ я. Мнѣ сказывали, что здѣшняя страна имѣетъ большее сходство съ вашимъ Шропширомъ.

— Никакого; сказалъ Друммель.

Тутъ мистеръ Друммель взглянулъ на свои сапоги, а я на свои; потомъ онъ поглядѣлъ на мои, а я на его сапоги.

— Вы давно здѣсь? спросилъ я, рѣшившись не отступать.

— Довольно долго, чтобъ городишка успѣлъ мнѣ надоѣсть, возразилъ Друммель, притворно зѣвая и съ тою же рѣшимостью.

— А долго пробудете здѣсь?

— Не знаю, отвѣтилъ Друммель. А вы?

— Ее знаю, сказалъ я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза