Большие надежды (без указания переводчика)

Оставшись одинъ одинехонекъ, я объявилъ свое намѣреніе выѣхать съ квартиры моей въ Темплѣ, какъ только кончится срокъ контракта, а покуда передать ее кому-нибудь. Я тотчасъ же наклеилъ бумажки на окна, потому-что у меня накопилось очень много долговъ, а денегъ почти не оставалось, и я начиналъ уже серьёзно безпокоиться о своихъ финансахъ. Впрочемъ, мнѣ скорѣе слѣдуетъ сказать, что я начиналъ бы безпокоиться, еслибъ былъ въ состояніи въ то время ощущать что-нибудь, кромѣ злаго недуга. Недавнія тревоги и безпокойства, какъ будто придавали мнѣ силы, но онѣ не могли уничтожить зараждавшейся болѣзни, а только отсрочили ее. Теперь же я сознавалъ, что болѣзнь овладѣваетъ мною, болѣе ничего я не зналъ, да и знать не хотѣлъ.

Дня два я валялся на диванѣ или на полу, гдѣ попало. Голова у меня трещала, всѣ суставы и кости болѣли, я терялъ всякое сознаніе. Наконецъ, настала какая-то безконечная ночь, полная тревожныхъ и ужасныхъ сновъ; когда же по утру я хотѣлъ привстать и собраться съ мыслями, то силы мнѣ измѣнили и я, лежа, сталъ думать на яву ли было то, что я видѣлъ и дѣлалъ въ эти дни. Ходилъ ли я дѣйствительно ночью въ Гарденкортъ искать свою лодку и очутился раза три на лѣстницѣ, не зная какъ я туда попалъ; дѣйствительно ли, я зажигалъ лампу и выбѣгалъ на лѣстницу, думая, что онъ взбирается ко мнѣ въ темнотѣ; на яву ли, наконецъ, я слышалъ около себя смѣхъ, и стоны, и видѣлъ въ углу комнаты железную печь, въ которой жарилась миссъ Гавишамъ. Но лишь только что-нибудь выяснялось мнѣ изъ этого хаоса, тотчасъ же туманъ какой-то скрывалъ все изъ моихъ глазъ. Сквозь эту мглу я вдругъ увидѣлъ въ сказанное утро, что ко мнѣ подходятъ два человѣка.

— Что вамъ нужно? закричалъ я: — Я васъ не знаю.

— Мы скоро покончимъ наше дѣло, сэръ, отвѣчалъ одинъ изъ нихъ, взявъ меня за плечо: — вы арестованы.

— Какъ великъ долгъ?

— Сто двадцать три фунта пятьнадцать шилинговъ и шесть пенсовъ. Это, кажется, счетъ золотыхъ дѣлъ мастера.

— Что жъ мнѣ дѣлать?

— Вы бы лучше переѣхали во мнѣ, сказалъ другой человѣкъ: — у меня отличное помѣщеніе.

Я началъ было одѣваться, но вотъ опять все закружилось и запрыгало въ моихъ глазахъ. Когда я снова открылъ ихъ, я лежалъ на постели и оба человѣка стояли подлѣ меня.

— Вы водите, въ какомъ я положеніи, началъ я:- я бы пошелъ съ вами, еслибъ только могъ, а теперь право, мнѣ невозможно. Если вы меня потащите силою, то я умру на дорогѣ.

Можетъ быть, они и отвѣчали мнѣ и увѣряли, что я не въ такомъ отчаянномъ положеніи, но я уже ничего болѣе не помню, знаю только, что меня оставили въ покоѣ.

Я по временамъ какъ будто сознавалъ, что я въ горячкѣ и въ бреду, но потомъ находили на меня минуты, когда мнѣ казалось, что я кирпичъ въ большой стѣнѣ, и я умолялъ каменщиковъ вынуть меня изъ стѣны; или я воображалъ, что я стальной поршень какого-то большаго паровоза, несущагося съ шумомъ черезъ заливъ, и я кричалъ, чтобъ остановили машину и отвинтивъ меня, пустили бы на свободу. Наконецъ, я чувствовалъ, что иногда борюсь съ окружающими меня людьми, думая, что они хотятъ убить меня, но потомъ вдругъ сознавалъ, что онѣ хотятъ мнѣ только добра, и смирно давалъ имъ дѣлать со мною, что угодно. Всего же страннѣе было то, что всѣ существа, которыя представлялись моему разстроенному воображенію, рано или поздно принимали образъ Джо.

Когда миновало худшее время моей болѣзни и мнѣ стало немного полегче, всѣ странные, чудовищные образы стали мало-по-малу исчезать, одинъ только образъ Джо меня не оставлялъ. Кого бы я ни видѣлъ подлѣ себя, мнѣ все, казалось, что это Джо. Открывалъ ли я глаза ночью, въ креслахъ подлѣ постели сидѣлъ Джо; открывалъ ли я ихъ днемъ, на окнѣ покуривалъ трубочку Джо; просилъ ли пить, мнѣ подавалъ питье Джо, и, когда выпивъ, я лежалъ неподвижно, лицо, наклоненное надо мною съ выраженіемъ нѣжности и теплой надежды, было лицо Джо.

Наконецъ, я однажды собрался съ силами и спросилъ:

— Джо, это ты?

— Конечно, я, милый Пппъ, отвѣчалъ мнѣ знакомый, отрадный голосъ.

— О! Джо ты сокрушаешь мое сердце! Смотри на меня съ отвращеніемъ, упрекай мнѣ, бей меня, только не будь такъ добръ со мною, Джо!

Онъ, между тѣмъ, въ радости, что я очнулся, горячо обнялъ меня и положилъ голову на мою подушку.

— Мы вѣдь всегда были друзья, Пипъ, старый дружище, говорилъ Джо. Когда ты выздоровѣешь и поѣдемъ кататься — то-то будетъ праздникъ!

Сказавъ это, Джо отошелъ, и повернувшись ко мнѣ спиною, отеръ глаза платкомъ. Я не могъ побѣжать и кинуться ему на шею, а смирно лежалъ и шепталъ съ раскаяніемъ:- Боже, благослови его! Боже, благослови его! Вотъ настоящій христіанинъ!

Когда Джо подошелъ снова ко мнѣ, глаза его были красны, я взялъ его руку и мы оба были счастливы.

— Сколько времени прошло, Джо?

— То-есть, ты хочешь сказать, Пипъ, сколько времени прошло съ тѣхъ-поръ, что ты заболѣлъ, старый дружище?

— Да, Джо.

— Теперь конецъ мая, Пипъ. Завтра первое іюня.

— И ты все это время возился со мною, малый Джо?