Не знаю почему, но мнѣ какъ-то не понравилась въ Джо эта увѣренность, что я его не забуду. Мнѣ бы лучше хотѣлось, чтобъ мои слова его тронули и онъ сказалъ: «это тебѣ дѣлаетъ честь, Пипъ», или что-нибудь въ такомъ родѣ. Поэтому, я нечего не сказалъ въ отвѣтъ на первыя слова Джо, на послѣднія же я только отвѣчалъ, что дѣйствительно вѣсть пришла неожиданно, но что а всегда хотѣлъ быть джентльменомъ и часто разсчитывалъ, что бы я сдѣлалъ, будь я джентльменомъ.
— Не-уже-ли? воскликнулъ Джо. — Вотъ удивительно!
— Жалко, Джо, продолжалъ я: — что ты мало чему выучился, когда мы тутъ занимались — не правда ли?
— Право, не знаю, отвѣчалъ Джо: — я такой простакъ непонятливый. Знаю только свое мастерство. Конечно, мнѣ всегда жалко было, что я такой простакъ; но, вѣдь, теперь не съ чего жалѣть болѣе, чѣмъ годъ тому назадъ. Не такъ ли, Пипъ?
Сожалѣя о невѣжествѣ Джо, я хотѣлъ сказать, что когда я стану богатымъ и знатнымъ и буду въ состояніи сдѣлать что-нибудь для него, то гораздо-пріятнѣе было бы, еслибъ онъ былъ подготовленъ въ перемѣнѣ своего положенія. Но Джо не понялъ моего намека и потому я рѣшился лучше высказаться на этотъ счетъ Бидди.
Когда мы пришли домой и напились чаю, я пошелъ съ Бидди въ нашъ садикъ. Объяснивъ ей прежде всего, въ видѣ назиданія, что я ее никогда не забуду, я сказалъ, что у меня есть до нея просьба.
— Дѣло въ томъ, Бидди, продолжалъ я: — чтобъ ты не упустила ни одного удобнаго случая подвинуть Джо впередъ.
— Какъ подвинуть его впередъ? спросила Бидди, пристально посмотрѣвъ на меня.
— Вотъ видишь ли: Джо славный малый, я полагаю, лучше и добрѣе его нѣтъ на свѣтѣ; но онъ въ иныхъ вещахъ очень неразвитъ, напримѣръ, Бидди, въ ученьи, въ манерахъ…
Говоря это, я смотрѣлъ ей прямо въ лицо, но она хотя и вытаращила глаза отъ удивленія, но на меня не взглянула.
— А, его манеры! Развѣ, онѣ не хороши? спросила Бидди, общипывая листокъ черной смородины.
— Милая Бидди, онѣ очень хороши здѣсь…
— А онѣ хороши здѣсь? перебила Бидди, пристально разсматривая листовъ.
— Выслушай меня. Еслибъ я вывелъ Джо изъ этого низкаго положенія — какъ я и намѣренъ сдѣлать, получивъ состояніе — тогда наврядъ ли онѣ сдѣлали бы ему честь.
— И ты думаешь онъ этого не понимаетъ? спросила Бидди.
Это былъ такой непріятный вопросъ, ибо онъ никогда не проводилъ мнѣ въ голову, что я сказалъ грубо:
— Что ты хочешь сказать, Бидди?
Бидди молча стерла листочекъ смородины въ рукахъ. Запахъ черной смородины до-сихъ-поръ напоминаетъ мнѣ эту сцену въ нашемъ маленькомъ садикѣ. Наконецъ, она сказала:
— А ты не подумалъ, что онъ можетъ быть гордъ?
— Гордъ? возразилъ я съ величественнымъ презрѣніемъ.
— О! гордость бываетъ различна, продолжала Бидди, прямо смотря мнѣ въ лицо и качая головою. — Гордость не все одного рода…
— Ну, зачѣмъ ты не договариваешь? подхватилъ я.
— Не все одного рода, начала опять Бидди. — Онъ можетъ быть слишкомъ гордъ, чтобъ позволить кому-нибудь возвысить себя надъ тѣмъ положеніемъ въ свѣтѣ, которое онъ способенъ занимать и занимаетъ съ честью. Сказать по правдѣ, я увѣрена, что онъ гордъ, хотя, съ моей стороны, нѣсколько смѣло мнѣ это утверждать, ибо ты долженъ знать его гораздо-лучше.
— Ну, Бидди, сказалъ я: — мнѣ очень-жаль видѣть это въ тебѣ; я этого не ожидалъ. Ты завидуешь Бидди и потому злишься. Тебѣ непріятно мое возвышеніе и счастье, и ты не можешь не обнаружить этого.
— Если ты въ состояніи думать такъ, отвѣчала Бидди: — то, пожалуй, говори-себѣ; повторяй, повторяй сколько хочешь, если только можешь это думать.
— То-есть ты хочешь сказать, если ты въ состояніи быть такою, Бидди, сказалъ я съ важнымъ тономъ. — На меня только не сваливай вины. Мнѣ очень-жалко это видѣть въ тебѣ. — Это… это дурная сторона человѣческой природы. Я хотѣлъ попросить тебя пользоваться всякимъ удобнымъ случаемъ развить Добраго Джо. Но послѣ этого я нечего, не прошу. Я очень, очень сожалѣю видѣть это въ тебѣ, Бидди, повторилъ я: — это… это дурная сторона человѣческой природы.
— Бранишь ли ты меня, или хвалишь, отвѣчала Бидди: — а все-таки ты можешь быть увѣренъ, что я, во всякомъ случаѣ, буду дѣлать здѣсь все, что могу. Что бъ ты ни думалъ обо мнѣ, ничто не повредитъ тебѣ въ моемъ воспоминаніи. Однако и джентльменъ не долженъ быть несправедливымъ къ другимъ, прибавила Бидди, отворачиваясь отъ меня.
Я опять съ жаромъ повторилъ, что это дурная сторона человѣческой природы. Впослѣдствіи я убѣдился въ справедливости этого мнѣнія, конечно, не въ этомъ случаѣ. Послѣ этихъ словъ, я пошелъ по дорожкѣ, оставивъ Бидди одну. Она возвратилась домой, а я, выйдя изъ садовой калитки, шатался до ужина. Я опять чувствовалъ, какъ странно и непріятно, что и вторая ночь моихъ великолѣпныхъ надеждъ такъ же грустна и неотрадна, какъ и первая.