Он честно пытался понять. Злился, бесился, но раз за разом с несвойственной для него готовностью снова искал хотя бы одну причину оправдать и не находил. Глядя на очередные закопчённые стены, затаптывая подошвой сапог малейшие попытки огня разгореться, Артур не хотел верить, что Флор была готова пожертвовать Городом. Она не посмела бы так поступить. Ибо ради чего? Ради кого? Ради ублюдка, который едва не лишил их всех защиты? Ублюдка, которому было наплевать на людей? Ублюдка, который легко бросил её на растерзание главы Карательной службы, вместо того чтобы… Ах, нет. И Артур устало прислонился горячим лбом к ледяной металлической раме.
Спасать Флоранс Мэй было его, Ханта, навязчивой мыслью. Прерогативой. Долбаным смыслом жизни.
— Я не понимаю тебя, — зло прошептал он, рассматривая маршировавшие внизу отряды Карателей. В Городе снова звучала тревога. — Отказываюсь понимать.
Артур прикрыл глаза и попробовал выбросить из головы любые зачатки сомнений или… сострадания. Ему нельзя знать, как она там. Нельзя даже думать об этом, потому что тогда нечто едкое пускало в груди опасные корни, которые сжимали собой торопливо стучавшее сердце. Хант знал, что это за странное чувство, — нашёл ответ буквально два дня назад, — но так и не смог признаться себе. Правда потребовала бы немедленных действий, а он просто не знал, что ему делать. Впервые в жизни глава Карательной службы был в тупике. А потому злость на Флоранс Мэй была единственно правильным выходом.
— Артур?
Голос Лины вспорол тишину и почти вынудил вздрогнуть, но тело давно научилось контролировать даже такой безусловный рефлекс. А потому Артур не шевельнулся, продолжив смотреть, как одна чёрная колонна сменила другую, а потом вовсе растворилась в ночном полумраке. Так странно, даже на высоте своих покоев он будто бы слышал их глухой, немного неровный шаг. Точно предвестник неизбежной длани закона, тот тревожным эхом разносился по пустым улицам, вынуждая жителей торопливо запирать на замок двери и молиться, чтобы в этот раз ручные псы Канцлера прошли стороной. Комендантский час был обязателен, и горе тому, кто ослушается.
— Артур, я…
Лина не договорила и замолчала, а потом Хант услышал, как замерли шаги у него за спиной.
— Иди спать, — наконец произнёс он.
— И всё? Это всё, что ты скажешь? — в интонации Лины промелькнули нотки обиды, отчего его брови удивлённо приподнялись. Надо же.
— Ты ждёшь от меня декламации «Оды к Суприму»?
— Нет, но было бы неплохо, просто поговори ты со мной.
Артур хмыкнул, но не повернулся, а потому она продолжила:
— Всю неделю с того дурацкого приёма я не вижу тебя. Ты пропадаешь на своих рейдах…
— Это моя работа.
— Или то, что ты хочешь считать работой, отговариваясь Городом.
— Отговариваясь? Быть может, ты не заметила, но у нас тут были проблемы, — неожиданно зло процедил Артур и всё-таки оглянулся. — Представляешь, Город едва не сгорел. Это, конечно, для тебя мелочь, но иногда полезно выйти из Башни и оглядеться. Попробуй. Вдруг понравится.
— Не держи меня за дуру, Хант, — проговорила Лина.
Артур же медленно выпрямился и повернулся, сцепив за спиной руки. Он посмотрел на стоявшую перед ним до скукоты знакомую женщину и было в её взгляде нечто такое, отчего он насторожился.
— Тогда не веди себя так, будто у тебя интеллекта с два зёрнышка, — холодно сказал он.
Лина же лишь усмехнулась и покачала головой.
— Порой мне кажется, что это ты отупел.
— Забываешься, — прорычал Артур, но она сделала шаг и оказалась так близко, что можно было почувствовать чуть сладковатый привкус её дыхания. Это неожиданно раздражало. Вся Лина сейчас раздражала.
— Ты бежишь, Артур, — едва слышно проговорила она, и серые глаза чуть заметно прищурились. — Тратишь себя на ненужные мелочи, впустую геройствуешь, прикрываясь личиной самоназначенного долга. А ведь давно мог поставить точку. Ты гоняешься за языками пламени вместо того, чтобы искать источник огня.
— Поосторожнее, а то возьмёшь на себя слишком многое.
— Многое? Артур! Я создана быть твоей тенью. Что знаешь ты, знаю я. Что чувствуешь ты, чувствую я. И сейчас ты запутался. Это сострадание, Артур? Ты
— Я исполнил свой долг и привёл предателя.
Она покачала головой.
— Нет. Ты всего лишь попытался очистить совесть. Думаешь, мне ничего неизвестно? Артур… — Лина протянула руку, мгновение поколебалась, а затем вдруг осторожно коснулась его щеки. И это было так странно. Обычно они никогда не тратили время на что-то подобное, ведь их отношения вообще не предусматривали любых проявлений привязанности или чувств. Да тех и не было. По крайней мере, он считал так до этого дня. — Я видела вас тогда в ложе. На приёме. Ты хоть понимаешь, что скажи я лишь одно слово, и Артур Хант сейчас сидел бы в соседней камере?
— Решила меня шантажировать?
— Нет… я…
Лина казалась растерянной, и Артур вдруг разозлился. Он убрал её руку и невольно поморщился, уловив знакомый приторный аромат кожи.