Большие Надежды (СИ)

Эту крепко-накрепко сваренную из решёток коробку называли «загоном». Не столько за тесноту, сколько из-за ощущения загнанности. Она накрывала пленников, точно удушающий кокон, уже только этим вызывая прилив дикого страха. И от этого чувства не было никакого спасения. Паника убивала их всех. Без исключений. Кого-то раньше, других немного позже, но рано или поздно измученный темнотой и голодом разум неизбежно сдавался и подсовывал порождённые страхом галлюцинации.

Это вынуждало пленников бросаться на стены клетки, чьи прутья были усеяны мелкими и острыми иглами, а потом до исступления метаться в этой тесной ловушке, не обращая внимания ни на впивавшиеся в кожу шипы, ни на короткие, но удивительно сильные разряды тока. Такая пытка могла продолжаться часами. Периодически несчастные приходили в себя, когда боль становилась такой нестерпимой, что прорывалась в их паникующий мозг. Но тела были настолько слабы, что их неизбежно шатало. Они касались одного из шипастых прутков, и в этот момент всё начиналось по новой. Касание — удар — осознание — боль. Иногда человек настолько слабел, что его тело просто швыряло внутри этой маленькой камеры от одной стены до другой, пока сердце не останавливалось. В этот момент раздавалась отвратительная не прекращавшаяся трескотня, словно где-то закоротило парочку проводов, и это означало конец. Таков был звук их неминуемой смерти.

Артур искренне ненавидел такое глумление, но Канцлер находил это весьма интересным. Не потому, что был извращённой натурой. Хант знал таких, кому от насилия было хорошо на душе, кому оно доставляло искреннее удовольствие, и не относил к ним Алекса Росса. Ведь, убери из уравнения пыток наслаждение как результат, и что останется? Только неизбежная скука. И поскольку Канцлер смертельно скучал, то искал хоть один повод, чтобы получить толику развлечения, пускай и в анализе поведения жертвы. Именно из-за этого Наставник был сейчас здесь. Единственное, чего Артур пока не знал, кто именно сегодня будет подопытным — он сам или же Флор.

Тем временем за спиной раздался характерный тройной щелчок, который ознаменовал, что «загон» опустился. И хотя Артур не мог повернуться и посмотреть, ему это было не нужно, — он и так знал, что увидит. Белую комнату, стены которой словно светились, ржавую колючую клетку и Флор, чьё вытянувшееся в напряжении тело мелко дрожало. Так было всегда и в этот раз вряд ли будет иначе, ведь в помещении для наблюдений было всё так же темно и очень тихо. Все ждали, кто сдастся первым — заключённый или тюремщик, который слегка толкнёт его в спину и запустит пыточный цикл. Так случалось порой, когда пленник демонстрировал слишком уж много гордыни и воли.

Однако, хотя за минутой тянулась минута, ничего не происходило. Тишину комнаты не нарушало даже эхо дыхания, которое показало бы, что жизнь ещё не совсем покинула этот подвал. Время будто остановилось, а потому неожиданно пронзивший воздух яркий короткий треск показался таким оглушительным. Он был столь громким, словно рядом разорвалось само мироздание, и Артур, всё так же стоявший в почтительной позе перед замершим Канцлером, вдруг ощутил, как зазвенело в ушах. Лязганье и дребезжание нарастало в его голове, пока этот звуковой хаос вдруг не сложился в знакомый до ужаса перезвон колокольчиков. И именно эта порождённая мозгом галлюцинация вместе с новой триолью трещотки заставила его поднять взгляд и посмотреть в лицо Канцлеру, чувствуя, как заходится в неправильном страхе сердце. В ответ он увидел застывшее в серых глазах любопытство. Итак, Артур ошибся, и в жертвы выбраны оба.

— Как проходит расчистка завалов, — небрежно спросил Канцлер, и Хант едва успел уловить, о чём была речь, потому что донёсшийся одновременно с этим более длинный и громкий треск отозвался болью где-то в груди. — Справляетесь?

— Да, — коротко кивнул Артур. Он старался не слушать, что творилось у него за спиной, но просто не мог. Интуитивное желание повернуться снова воскресло и теперь глухо свербело в мозгу.

— Прекрасно. Погибших много?

— Достаточно.

— А пожар?

— Все участки пожара локализованы, но в нескольких местах возможен выход огня из-под контроля. Мы стараемся…

Его прервала череда внезапно раздавшихся щелчков. Они резко накрыли волной, заставив прерваться на полуслове, и словно выбили из лёгких весь воздух, когда за безумным мельтешением звуков, пришёл скрежет металла, а следом эхо удара. А потом снова и снова. Треск — скрежет — удар. Треск — скрежет… Артур сжал зубы, отчего челюсть свело в дикой судороге, но он этого не заметил. С патологическим мазохизмом вслушиваясь в доносившийся лязг, он впервые мечтал оглохнуть хотя бы на миг, чтобы не думать и не представлять, как именно швыряло в решётки знакомое угловатое тело. Но не мог. Вместо этого Хант изо всех сил старался уловить вздох или хрип, который мог донестись со стороны пыточной. Однако Флор молчала. И всё, что ему оставалось, — слушать и ждать, надеясь, что она справится. Они оба. Артур знал, что случилось. Знал. И ничего не мог сделать…