Большие Надежды (СИ)

— Господи, я разговариваю с кусками бетона и пучком проводов!

Город затих, и даже раздражённые капли больше не стучали в окно своим надоедливым бубнежом.

— А ты ведь тоже не знаешь, почему она так поступила, правда?

Артур прислонился лбом к ледяному стеклу и провёл пальцем по одной из кривых линий потоков дождя. Так странно, стена была почти отвесной, а поверхность удивительно гладкой, но вода всё равно искала какой-то свой путь. Её ручейки извивались, словно огибали препятствия. Почему? Тем временем Город опять раздражённо загремел, и Артур удивлённо вскинул брови.

— О, так ты в курсе. Похоже, даже дал спалить себя ради этого! Знаешь, это весьма эгоистично с твоей стороны. Мог бы мне рассказать, если на то пошло. К чему эти тайны? Или я неспособен осознать высшую нервную деятельность живорождённой? Серьёзно?!

Артур расхохотался, когда рядом категорично ударила молния, но резко оборвал себя и покосился взглядом на дверь, что вела в личные комнаты Лины. Возможно, это и правда абсолютное сумасшествие. В конце концов, никогда раньше ему не приходила в голову подобная чушь. Однако, оторвавшись от созерцания утонувшего в собственном раздражении Города, Артур подошёл к закрытым покоям, помедлил ровно секунду, а потом резко надавил на гладкую ручку.

Створка открылась легко, обнаружив за собой пустовавшую спальню. Лина наверняка плела интриги где-нибудь в кулуарах у службы Отдыха, а может, прямо в кабинете у Канцлера, но сейчас это не интересовало Артура. То, что ему было нужно, находилось где-то здесь, и, подумав всего пару секунд, он безошибочно выбрал нужное место.

Доза «Симпати», которым Лина баловалась время от времени, нашлась именно там, где и предполагалось. Схватив сначала одну капсулу, Артур подумал, а потом взял ещё две и криво усмехнулся. Если противник не дохнет с первого удара, значит, стоит нанести ещё парочку. Возможно, в случае с «Симпати» это тоже сработает. Так что, взяв чистый дозатор, он вернулся обратно в общую комнату и замер напротив окна.

А в Городе тем временем царило настоящее грозовое безумие. Потоки дождя словно вздумали проломить толстые просвинцованные стёкла Башни и стучали так рьяно, что Артур нехорошо усмехнулся. С зажатыми в ладони хрупкими капсулами он ткнул указательным пальцем в скрывшийся за завесой дождя Щит и прошипел:

— Чтобы ты не говорил, будто я не пытался.

Ответом ему стал бешеный раскат грома, от которого едва не заложило уши, но было уже поздно. Ловко влив в дозатор содержимое всех капсул, Артур задрал рукав нательной рубашки и прижал острие к сгибу кисти, где виднелась череда маленьких синих вен, а потом резко сжал предохранитель. Тот хрустнул, дав понять, что окончательно сломан, но это и было нужно. Помедлив ровно мгновение, мягкая игла скользнула под кожу, и Артур почувствовал короткий укол.

Синеватая, слегка отдававшая зеленцой жидкость вкачивалась так долго, что рука онемела, и кончики пальцев теперь неистово кололо, но приходилось терпеть. Хант смотрел, как постепенно пустеет стеклянная колба, на стенках которой образовался налёт, и считал секунды. «Симпати» не был наркотиком как таковым. «Удобоваримая» смесь гормонов и аминокислот была предназначена лишь для одного — на время заполнить пробелы в тех частях мозга, которые были атрофированы за несколько лет принудительной эволюции, и подарить краткий миг другой жизни. Яркой. Блестящей. Наполненной звенящими эмоциями, которые били через край и, по уверениям многих, будили какую-то совершенно ошеломительную чувственность. Артур не знал, правда ли это. Ни разу за все годы в Академии он так и не испытал хоть чего-то похожего. Канцлер называл это особенностью, и, возможно, оно так и было. По крайней мере ничего не мешало главе Карательной службы выполнять свой долг со всей возможной бездушностью.

Но теперь, когда, очевидно, в нём проснулся тот самый ген, Артур надеялся, это даст хоть один ключ от тех дверей, за которыми прятались мотивы поступков Флор. А потому он смотрел на электронный таймер, где минута сменялась минутой, и ждал. Надеялся… терпеливо вдыхал и выдыхал показавшийся неожиданно сухим воздух, пока в груди не загорелось то самое чувство. Оно тлело всё больше, пока вдруг не вспыхнуло ярким огнём понимания, что чёртового ожидания стало уже чересчур. Слишком! И в этот миг осознания полной бессмысленности Артур почувствовал безумное бешенство. НИЧЕГО! Он не чувствовал ничего!

Зарычав от досады и какого-то совершенно иррационального разочарования, он со всей силы пнул подвернувшийся стол, прежде чем схватил его и швырнул в стену, наблюдая, как стеклянные осколки весело заскакали по полу. Он снова прислушался к себе и… пустота! Совсем!

— Твою мать! Какое же долбаное дерьмо! — заорал он в тишину комнаты, а потом вдруг вцепился в тяжёлое кресло и со всей силы ударил им об угол двери.