Большие Поляны

Стенникова тоже принарядилась по такому случаю: надела цветное платье, прицепила к ушам клипсы, на шею повесила бусы и стала моложавой, неузнаваемой. Пока она, стоя у трибуны, читала решение, которым все тринадцать человек с первого октября переводились на пенсию и награждались подарками, Попов с Кобельковым вынесли из-за кулис два больших чемодана, водрузили их на стол.

— Извините, дорогие пенсионеры, — сказал Уфимцев, когда Стенникова, кончив читать, отошла от трибуны, — за наши скромные подарки. Живите дольше, разбогатеем — поправим дело. А сейчас, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Он открыл один из чемоданов:

— Архип Иванович!

Архип Сараскин, сидевший бочком в конце стола, поднялся, потоптался в нерешительности, покрутил белой головой туда-сюда, но кто-то его подтолкнул, сказав: «Иди, председатель зовет», и он подошел к Уфимцеву — маленький, худенький, чуть видный из-за сидевших за столом людей. Уфимцев вынул из чемодана большую пыжиковую шапку и надел ее Архипу на голову. В зале раздался многоголосый возглас изумления, потом аплодисменты, смех, одобрительные выкрики. Архип, растерявшийся от аплодисментов, от внимания к нему, от такого неожиданного подарка, снял шапку и, держа ее бережно, на весу перед собой, словно это была не шапка, а какая-то хрупкая, легко бьющаяся вещь, сказал Уфимцеву:

— Куды мне такую дорогую? Мне и поплоше ладно.

Зал грохнул от смеха.

— Носи, Архип Иванович, — ответил Уфимцев, пожимая ему руку, — ты не такую, ты золотую шапку заслужил своим трудом, да таких в магазинах не продают.

Тетя Соня получила большую, как одеяло, теплую шаль с кистями. Иван Петрович — отрез на костюм. Каждый из уходящих на пенсию получил подарок соответственно его вкусу, о чем постарались Попов с Кобельковым, ездившие в Колташи добывать все эти вещи. А Серафиму Колыванову, к зависти парней, достался транзисторный приемник. Он взял его за длинный ремень, смущаясь, понес к своему месту.

— Бери, дед, — кричали парни, — обменяешь на валенки с галошами.

Когда награждение закончилось, слово взяла тетя Соня. Она подошла к трибуне, но стала не за ней, а впереди нее.

— Спасибо вам, товарищи правленцы, за подарки, — и она, обернувшись к столу, низко, по-старинному, поклонилась в пояс. — И вам, товарищи колхозники, спасибо, что сделали уважение, пришли на наши проводы, не пожалели своего дорогого времечка. — И она снова низко поклонилась — теперь уже залу, сидящим в нем людям. — Вот тут наш председатель сказал Архипу, что мало ему такой шапки, золотую надо за его труд. Верно сказал Егор Арсентьевич, очень верно, заслужили наши старики такого золотого слова. Да и не только старики, а и пожилые, кто не сегодня-завтра пойдет на пенсию и кто с первых дней основания колхоза жил и работал — и в войну голодал, и после войны не шаньги ел, а работал, не отказывался, не бросал колхоз, кормил страну. Чего мы только не пережили за свою жизнь, хлебнули и сладкого и горького, другому народу на тыщу бы лет хватило, а мы живем, песни поем, а то и винца выпьем, кому достаток дозволит. А почему? Да потому, что верим, верим в себя, в свой народ, верим в свою партию, верим, что не мы, так наши дети, либо внуки доживут до счастливых дней коммунизма!

Что тут началось! Люди повскакали со своих мест, кто-то крикнул: «Слава старшему поколению!» — и молодежь подхватила, заскандировала: «Слава! Слава! Слава!» Уфимцев, сгорая от рвущегося наружу восторга, оглянулся на членов правления, сидевших на сцене во втором ряду от стола, чтобы пригласить их порадоваться вместе, и наткнулся на хмурый, отчужденный взгляд Векшина. Векшин тут же отвел глаза, но от Уфимцева не укрылось, что того не очень радовало все происходящее в клубе. Он не стал ломать голову над поведением Векшина — зал все еще шумел, поднял руку, прося тишины.

— Есть еще предложение. Установить звание «Почетный колхозник» и присваивать его лучшим людям нашего колхоза, внесшим существенный вклад своим трудом в его развитие.

— Правильно! Принять! — послышались одобрительные возгласы.

— Если нет возражений, позвольте предложить и первых кандидатов на это почетное звание.

Это были два бывших председателя колхоза: Евдокия Уфимцева и Трофим Позднин, плотник Василий Степанович Микешин, тракторист Никита Сафонов, горючевоз дядя Павел Шипков и только сегодня отправленные на пенсию комбайнер Иван Петрович Коновалов, конюх Архип Сараскин, доярка тетя Соня Пелевина — всего восемь человек.

И опять гремели аплодисменты, опять молодежь скандировала: «Слава!»

Собрание закончилось поздно — был еще концерт, в котором отличились доярки: уж очень складно пели. Колхозники расходились по домам довольные: и дело хорошее сделали, и на людях побывали — себя показали, других посмотрели, отдохнули душой. Завтра опять работа...

2