— Не станет никто платить этой дуре! Поверь, не станет. А сейчас идемте, хватит уже томить красотку, устала она…
Глава 16
— Ты сволочь, Гавриков!!! Сволочь и ментовская потаскуха!!! Ты подставил меня, как последний мудак!!! Ты хоть понимаешь, какую подлянку мне кинул, а?! Понимаешь или нет?!
Масютина словно прорвало, он орал уже битых полчаса на своего дружка по застольям. На того самого Илюху Гаврикова, с которым под бутылку водки и батон докторской колбасы мечтали о безвозвратной холостяцкой жизни. О том, как хорошо было бы хоть на день, хоть на два, да все вернуть. И еще на рыбалку с ним ездили, тоже тайком и украдкой от жен.
Илюха, хоть и не был женат официально и поселял на своей жилплощади каждый квартал новую супругу, приличия соблюдал. И всякая вновь прибывшая в его обитель удостаивалась чести быть обманутой просто хотя бы потому, что такова участь всех жен.
Так вот: ездили же на рыбалку, и девочек с собой брали, и ни разу потом не сдали друг друга.
Чего же теперь?! Чего теперь он кинул Масютина один на один против своры коллег, изо всех сил старающихся раздавить, обвинить, закрыть?!
— А если бы этот мужик не явился в наш город, что тогда?! Вот он взял бы и не стал искать свою жену просто потому, что она бывшая путана! Что скажешь, Илья?! Что тогда было бы со мной?! Пошел бы по статье, так?!
— Возможно, Жень. — Илюша совершенно скуксился.
Он уже тридцать минут сидел, скорчившись, на собственном диване в собственной гостиной. Сидел, слушал, признавал справедливость обвинений, молчал, потому как оправдываться не было смысла, и потирал ноющую скулу. Это Женька ему вмазал сразу, как только порог переступил. Прямо с ходу кулачищем по лицу. Хорошо вовремя среагировал и чуть уклонился. Удар пришелся по скуле, а иначе…
Иначе красоваться бы с синяком недели три. У Женьки удар поставлен хорошо, рука тяжелая, три недели — как приговор…
— И ты, паскуда, не помог мне!!! — снова заорал Масютин и подпрыгнул, ударив по нижнему плафону дорогой Илюхиной люстры.
Он знал, что Гавриков дорожит каждым предметом интерьера, оттого и саданул по дорогому стеклу. Видел, как бывший дружок моментально напрягся и дернул кадыком, и нарочно взял и стукнул еще раз.
— Ты это… Хорош чертовщиной заниматься, Жень, — взмолился, не выдержав, Гавриков и поправил сползающие с плеч растянувшиеся лямки домашней майки. — Что я мог в той ситуации?! Что?! Кто бы меня послушал, даже скажи я, что ты был в кабинете?! Видеть тебя не видел. На момент вызова ты был там, а раньше? Раньше где ты был?
— В Караганде!!! — Масютин едва снова не кинулся на Гаврикова с кулаками, до того тот был ему противен. — Где я мог еще быть?! Неужели ты думаешь, что я мог эту девчонку собственноручно да с таким подходом убрать?!
— А кто тогда? — мяукнул Гавриков и тут же втянул голову в плечи, Женька снова подскочил к нему и замахнулся.
— А почему я?!
— Ты на фотках был? Был! Со шлюхой этой детдомовской таскался? Таскался! Изменяла она тебе? Изменяла! Все сходится. А в кабинет ты мог вернуться уже после того, как все случилось, Жень. Я же не сиднем сидел за пультом. Выходил пару раз, то в туалет, то покурить. Ты мог запросто мимо дежурки проскочить незамеченным.
— Мог! — неожиданно согласился Масютин и, обессилев вдруг от собственного беснования, упал в глубокое Илюхино кресло — тоже предмет гавриковской всегдашней гордости. — Мог! Но не проскакивал! Я сидел и как дурак ждал ее звонка. Машина была в сервисе, в гараж тащиться была охота, как же! Не на улице же было ждать! Хата в ту ночь была не наша.
— Слышь, Жень, а она знала, что ты ее станешь там ждать?
— Не помню! Знала, не знала, какая разница! Неужели ты думаешь, что это она меня так лихо подставила?! — он не хотел, да заорал снова.
А почему заорал? Да потому что Гавриков именно так и думал. И карту раскидывать не надо — думал именно так. Да чего уж перед самим собой выпендриваться! Он и сам… так думал. Понять только не мог, зачем ей было использовать именно его! Почему его?! Что он ей плохого сделал?! Он бы понял еще, если бы на подобную гнусность сподобилась Жанка, но чтобы Светлана!..
Ему было очень больно, очень. И оттого, что подставился таким вот глупым образом. И оттого, что семью под такой позор подвел. И больнее всего, наверное, от Светкиного предательства было.
Вот она, плата за искренность! Вот, вот как поступают с ними со всеми бабы! Подличают, предают, подставляют, изменяют, а потом еще чего-то хотят взамен! Хотят искренности, добра, тепла…
Так вот приблизительно он думал, выходя из СИЗО, где ему сообщили «радостную» весть — которая новостью для него уже не была — о том, что сгорела, оказывается, совсем не та телка, а другая. И ее труп, кажется, муж опознал. А коли не Светина сгорела, то все меняется. Все предыдущее теряет смысл, но ему все равно пока надлежит побыть дома в отпуске и постараться никуда не уезжать.
Он плохо помнил, как вышел на улицу. Перешел на другую сторону дороги и, побродив по скверику, уселся на скамейку.