Большие снега

Вчера было лето. Вчера было солнце в долине.
Сегодня прогретые камни ложатся под иней.

И пахнет так странно, как будто открыл я впервые

цветение плавных ветвей наклонившейся ивы.

Все небо в заплатах, все небо заштопано серым —

от низких закатов до белых сияющих перьев.

Как будто Земля обрела вдруг былые надежды

и сбросила к черту браслеты, сережки, одежды.

И всюду сияет тревожно, зовуще и бело

ее обнаженное, ждущее, плотное тело.

Полдень

Ю.П.

Дым костра разметало ветром
и печальный таежный дрозд
мне вещает о километрах,
отделивших меня от звезд,
и плывут среди рыжих сосен,
над упругой щетиной мхов,
ароматы таежных весен,
можжевельников и стихов…

Тишина. Только где-то эхо

на вершинах гудит сухих,
да заходятся дальним смехом
непутевые петухи,
да клубится в пыли дорожной
над славянской вязью полей
удивительный и тревожный
серебристый пух тополей…

Сказка о тишине

Когда вечерами плещет
простуженная волна,
нужны ненужные вещи,
придуманные слова.

И мы говорим о всяких

таинственных пустяках —
о белоснежных маках
и голубых слонах.

Гадаем неосторожно

и чувствуем – это к нам
по лунным спешит дорожкам
Бегущая по волнам.

Но зная, что только сами

мы можем себе помочь,
уходит, кивнув на память,
спасать уходящих в ночь.

Раздвинув цветные звезды,

с неба смотрит Луна.
Все чрезвычайно просто,
как воздух и тишина.

Туманные тают полосы

и берега молчат.
Я лучше скажу вполголоса,
о чем другие кричат.

* * *

Придумали – расставания.
Как стрелы слова нацелены:

О, бедра твои поставлены,

как амфоры драгоценные!
Кожа вина нежнее,
нет взгляда чище и строже…

А все во сто раз сложнее

и в столько же, верно, проще.

Кощунствуй, люби, пророчествуй,

никто не наделит санкцией
вернуть ее, если хочется
назад, с полпути, со станции.

Пора листопадов канула,

всю ночь за стеклом оконным
шуршат по садам стеклянным
пушные аукционы.

* * *

Когда мы увиделись, все отошло
куда-то на самые дальние планы.
Кружились деревья, плескалось весло,
ромашки летали вокруг, как воланы.

А праздник вовсю прорастал из земли,

он рвал голубые клокастые почки,
листву выгонял и пускал пузыри,
и скатывал громы, как гулкие бочки.

Цветной и огромный, он все разбудил

медведем, добившимся лета и нерпы.
И мы понимали: он брал, не дарил!
Он праздник!
А мы —
его первые жертвы.

* * *

Почти случайные слова,
почти случайное движенье,
звезда, осенняя трава,
листва, как головокруженье.

Почти случайный разговор,

случайный дождь, на лужах пена,
разор души, и слов разор,
и начинаешь постепенно

разгадывать и понимать —

капель, горящую иконно,
тот блик, что в руки не поймать,
и женщину в стекле оконном.

* * *