Большие воды

И действительно, свет на горизонте был настолько далек, что даже не приглушал величия звезд. Сэнди спросил:

– А здесь всегда так ясно?

– Всегда, когда нет песчаной бури. У вас там по ту сторону гор бывают песчаные бури?

Ламех вбил себе в голову, что близнецы пришли из-за гор. Это было самым дальним, что он способен был представить.

– Нет. Рядом с нами нет пустынь. Там, где мы живем, все вокруг зеленое. Только зимой деревья сбрасывают листву и на землю ложится толстый слой снега.

– Снега?

Сэнди наклонился и набрал пригоршню чистого белого песка.

– Снег белее и мягче его, и… Зимой он падает с неба и укрывает землю, его зовут удобрением бедняков. Мы нуждаемся в нем, чтобы летом был хороший урожай. У нас с Деннисом есть большой огород.

Лицо старика озарилось радостью:

– Когда ты поправишься и сможешь выходить днем, я покажу тебе мой огород. Что вы растите у себя?

– Помидоры, сахарную кукурузу, брокколи, брюссельскую капусту, морковь, лук, фасоль – да почти все съедобное. Мы едим все, что можем. А если не едим, то в банки закатываем или продаем. Что не в банку, то в банк. – Потом он сообразил, что эта шутка ничего не говорит Ламеху. Он добавил: – Часть урожая мы консервируем, а за другую часть пытаемся выручить деньги.

– Консервируете? Деньги?

– Ну, откладываем выращенную летом еду, чтобы съесть ее зимой.

– Вы растите рис? – спросил Ламех.

– Нет.

– У вас недостаточно колодцев для этого?

– У нас есть колодцы, – сказал Сэнди, – но, по-моему, у нас условия для выращивания риса не те. – Он решил, что надо будет поинтересоваться, как именно выращивают рис, когда они вернутся домой.

– А чечевицу? – продолжал Ламех.

– Нет.

– А финики?

– Там, где мы живем, слишком холодно для пальм.

– Я никогда не бывал по ту сторону гор. Должно быть, это очень необычное место.

Сэнди не знал, как еще объяснить старику.

– Ну… там, где мы живем, действительно все по-другому.

– Ты начало перемен, – пробормотал старик. – Мы живем в конце времен. Это может оказаться очень печально.

Сэнди, засмотревшись на звезды, не расслышал его слов.

– Дедушка Ламех, а мой брат правда поправляется?

– Да. Так мне говорят.

– А кто вам говорит?

– Женщины, когда приносят светильник.

– А мужчины никогда не приходят? Я не видел ваших сыновей.

– Только женщинам есть дело до меня. – В голосе Ламеха слышалась горечь.

– А Иафет?

– О, Иафет! Иафет приходит, когда может. Мой младший внук, мой дорогой мальчик… – Старик тяжело вздохнул. – Когда родился мой сын, мой единственный сын, я предсказал, что он принесет нам облегчение от трудов, от тяжкой работы, легшей на нас из-за проклятия на земле.

У Сэнди что-то тревожно ёкнуло внутри.

– Что за проклятие?

– Когда нашим предкам пришлось покинуть Сад, им было сказано: «Проклята земля за тебя. Терния и волчцы произрастит она тебе. Со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей»[4]. – Ламех снова вздохнул, а потом расплылся в улыбке. – И вот все стало по предсказанному. Мой сын принес нам облегчение. Лоза плодоносит. Скот и птица умножаются в числе. Но сам он возгордился от своего преуспевания. Я одинок в старости. Я рад, что ты пришел.

Из шатра вышел мамонт, приблизился к ним и положил голову Ламеху на колени.

– Женщины все твердят мне, что меня ждут в шатре моего сына. Но я хочу остаться здесь, где родился мой сын, где умерла его мать. Мой сын отказывается видеться со мной лишь потому, что я предпочел остаться в своем шатре. Он упрямец. Что станет делать он сам, когда его сыновья пожелают его шатер?

– А он желает ваш шатер?

– У меня лучшие, самые глубокие колодцы в оазисе. Я всегда даю ему предостаточно воды для виноградников, но ему не нравится, что за ней приходится ходить. Плохо. Я останусь в своем шатре.

– Может, – решился высказать предположение Сэнди, – ваш сын такой упрямый потому, что у него упрямый отец?

Старик невесело улыбнулся:

– Может быть.

– Если он не приходит повидаться к вам, почему бы вам не сходить к нему?

– Слишком дальний путь для старика. Я отдал своих верблюдов и весь свой скот моему сыну. Оставил себе только свои сады и огород. – Ламех похлопал Сэнди по колену скрюченной рукой. – Надеюсь, теперь, когда ты поправляешься, ты не захочешь уйти сразу. Приятно, когда есть с кем разделить шатер.

Хиггайон боднул старика головой.

Ламех рассмеялся:

– Ты мамонт, милый мой Хиггайон. И при всей моей привязанности к тебе я испытываю потребность в человеческом обществе, особенно теперь, в мои последние дни.

– Ваши последние дни? – встревоженно переспросил Сэнди. – То есть как это?

– Я не так стар, как мой отец Мафусаил, но я старше, чем был его отец, Енох. Загадочный он был человек, мой дедушка. Он ходил пред Элем – а потом перестал быть. И ему было меньше лет, чем мне. Эль сказал мне, что дни мои сочтены.

Сэнди сделалось не по себе.

– И сколько получилось?

Ламех рассмеялся:

– Дорогой мой юный великан, ты же знаешь, что существует только много и немного. Голос Эля сказал – немного. Немного – это может означать одну луну, а может – несколько.