Большое богатство

А в довершение всего настал самый ненавистный ему день в году – День святого Валентина. Все бедные дети в школе с ужасом ждали Дня святого Валентина.

В Рупертовой школе ребята мастерили почтовые ящики для валентинок из разукрашенных обувных коробок. Предполагалось, что все приносят коробки из дома, но редко кто из бедных детей мог это сделать, и поэтому учителя приносили несколько коробок специально для них. Это было первым унижением.

Каждый из учеников должен был одарить валентинками всех в своём классе. Большинство родителей отправлялись с детьми за покупками и скупали коробки открыток с мультяшными персонажами, героями фильмов и сериалов. Часть праздничного дня в школе проходила за выписыванием имён и кратких пожеланий на открытках и их доставке адресатам.

Бедные дети часто приходили в День святого Валентина без открыток. Но и к этому учителя были готовы: они предусмотрительно предоставляли цветной картон, фломастеры, карандаши, клей, блёстки, кружево и наклейки, предлагая деткам сделать валентинки своими руками во время, обычно отводившееся для самостоятельного чтения[23]. Замысел был добрый, но, к сожалению, он лишь приковывал внимание всего класса к тем, кто не мог купить валентинки, ведь они одни трудились в поте лица, клее и блёстках.

Мало кто из детей обижал тех, кто не мог купить валентинки, но кто-нибудь непременно начинал хихикать и дразниться, пока учитель не видит. Но даже если шута не находилось, тратить время на изготовление валентинок – особенно если у тебя руки растут не из того места, а у Руперта они росли чёрт знает откуда, – было настоящей пыткой. Руперт непременно изгваздывал клеем и блёстками всю парту. Однажды он попробовал просто вырезать сердечки, но учительница подошла к нему и сказала: «Ну, ну, мы же можем постараться, как следует, верно?» И свалила на парту перед Рупертом гору блёсток и материалов для творчества. Сидевшие рядом девчонки из вежливости отвернулись. Руперт всё бы отдал, чтобы в День святого Валентина залезть под парту и тихо умереть, но кто ж ему это позволит?

Единственной отрадой праздничного дня было то, что Руперт мог рассчитывать на еду, так как после уроков устраивался праздник в классе. Детям разрешалось приносить в школу вкусности при условии, что они брали на всех. С самого утра матери несли ярко-розовые кексы и печенье в форме сердечек, и в классе воцарялась атмосфера предвкушения. И в кои-то веки было не важно, что Браунов все недолюбливают. Правила – это правила, и угощения делили поровну. Есть не начинали до тех пор, пока не будут доставлены все валентинки, и Руперт утешал себя тем, что как ни унизительно украшать валентинки и ходить с клеем в волосах, в конце дня его ждут сладости.

В тот год троим ребятам из класса Руперта выпало мастерить валентинки. Руперт взял со стола, куда были выложены материалы для творчества, ровно столько, чтобы выглядеть прилежным, но не проваландаться лишнего и не погрязнуть в беспорядке. Он усердно замазывал сердечко клеем и посыпал его блёстками, вдыхая чудесные ароматы выпечки, помадки и сахара, исходившие от передних парт, когда дверь распахнулась, пустив по классу сквозняк, и все подняли глаза. Они ожидали увидеть директора, в особенные дни тот часто заглядывал в классы, но на пороге стояла высокая величавая женщина с орлиным носом, копной рыжих кудрей и ярко накрашенными губами. На ней была горжетка из норки и туфли с высоченными каблуками.

Это была тётя Хазелнат!

«Должно быть, она ошиблась классом, – подумал Руперт. – Шестой класс, тот, в котором учится Тургид, следующий по коридору».

Очевидно, учительница Руперта подумала то же самое, потому что она сказала:

– Миссис Риверс, вы, вероятно, ищете Тургида?

В городе знали всех до единого Риверсов. Они были местными знаменитостями Стилвилля. Одежда, семейная история, автомобили, манеры – всё говорило о том, что они занимают самое высокое положение. Они превосходили даже людей, живших в остальных шести особняках.

– Нет, – заявила тётя Хазелнат. – Я… мне нужен… – Её взгляд заметался по классу и на мгновение остановился на Руперте. – ОН!

– Он? – эхом отозвалась учительница, проследила, куда указывает тётя Хазелнат, но явно не поверила своим глазам.

– Да. ОН! – повторила тётя Хазелнат.

– Руперт? – встревоженно переспросила учительница. И она зашептала на ухо тёте Хазелнат, впрочем, так громко, чтобы Руперт услышал: – Неужели он украл вашего кота?

– Не говорите глупостей, – отрезала тётя Хазелнат. – Что бы я делала с котом? Нет, он немедленно нужен мне. Подготовьте его, пожалуйста.

– Уф, – растерянно проговорила учительница. – Миссис Браун по какой-то причине послала вас за ним?

– Миссис Браун? Я не знаю никакой миссис Браун, – тем же непререкаемым тоном изрекла тётя Хазелнат.

– Мать Руперта, – пояснила учительница. – Или, возможно, мистер Браун?

– Никто ни за кем меня не посылал, юная леди, – проронила тётя Хазелнат.

Руперт был ошарашен тем, что она назвала его учительницу юной. Он никогда не задумывался, что она была молодой, впрочем, если сравнивать с тётей Хазелнат…