Большое (не космическое) путешествие

Асия Михайловна как раз из таких. Выкладывая все подробности про то, как мы размалеванные бегали по Лунино и звонили в квартиры, прямо дрожит вся, такое удовольствие ей это доставляет. Мама говорит, людям гораздо больше нравится сообщать дурные вести, чем хорошие, и это точно про Асию Михайловну. Не верю, что она полна благих намерений.

– Размалёванные? – в недоумении спрашивает бабушка.

Она не хочет верить, ведь я ушла из дома в «нормальном» виде. Она ждёт, что я начну говорить, что это не так. Но не могу ведь я утверждать, будто того, о чём рассказывает Асия Михайловна, не было. Это было. Только… только… я не нахожу слов.

– Раньше такого с Мариной никогда не было, – с потерянным видом говорит бабушка.

– Лучше бы вы жили и дальше на своей ферме, – прежде чем уйти, важно качает головой Асия Михайловна. – Там, где город – всегда разврат.

Из-за всего бабушка в таком расстройстве, что, попрощавшись с Асией Михайловной, смотрит на меня и не знает что сказать.

– Ты… ты… – Наконец, она собирается с мыслями и неожиданно заявляет: – Распустилась совсем! И… и… знаешь что? Взяться за тебя некому! – Затем, не глядя больше на меня, уходит на кухню.

– Маме сама звони, – бросает она напоследок.

Но я пока не могу звонить маме – ухожу к себе в комнату и сажусь за уроки. Лицо всё горит. А время тянется очень медленно.

Сделав уроки, я, чтобы хоть как-то искупить свою вину, начинаю прибираться в комнате. Бабушка, к тому времени успевшая переместиться в большую комнату, видит, как я с ведром и тряпкой иду в туалет, но не смягчается.

Косясь на неё, начинаю протирать пыль в большой комнате.

– Подмети тогда уж заодно, – равнодушно роняет бабушка, даже не глядя в мою сторону.

Я подметаю пол во всей квартире. Пылесос сломался на прошлой неделе.

– Пол вымой, – всё тем же скучным голосом велит мне бабушка. Потом вдруг выходит из себя: – Ты думаешь, что делаешь сейчас нечто особенное? Хочешь меня разжалобить? Так вот знай, ты сейчас всего лишь свои обязанности выполняешь. Ничего из ряда вон выходящего.

Она отправляется в переднюю и, одевшись, уходит из дома.

Я, взяв телефон, дрожащей рукой набираю номер Наташи.

– У меня дома такое было, – шепчет она в трубку. – Но родители, кажется, отошли уже. Они говорят, что просто в ближайшие лет пять не позволят мне одной куда-то ходить.

Примерно то же самое сообщает мне Алина.

– Говорят, значит, не доросла ещё, чтобы одну тебя отпускать.

Наконец, звоню маме. С ней, хочешь не хочешь, объясняться всё равно придётся. Но ставить её в известность о происшедшем нет необходимости, она и так уже, оказывается, знает, причём с самого утра – и даже без помощи бабушки. У этой Асии Михайловны вообще, что ли, нет своих дел в воскресенье?

По голосу маминому слышу, что она не очень сердится.

– Вообще-то я сначала огорошена была, – говорит она. – А потом успокоилась. Подумала: не может быть, чтобы всё было так плохо.

– Да мы просто так накрасились, а потом даже забыли про это.

– И я подумала: наверное, все девочки накрасились, вот и тебе захотелось то же самое сделать. Но пойми, Марина, надо всегда думать, что делаешь. Для вас это развлечение было, а люди по-своему истолковали. Что касается лифтов…

Мы с мамой подробно обсудили, почему не стоит ездить на лифтах и звонить в незнакомые квартиры.

– Но ты ведь сама уже успела для себя сделать выводы? – говорит она.

Я с ней полностью согласна, но вдруг говорю:

– А знаешь, мама, всё равно это было здорово – то ощущение, когда понимаешь, что сейчас дверь откроется и надо успеть добраться до лифта…

Тогда мама сказала, что просто не знает, что со мной делать. И замолчала на какое-то время. Я понятия не имела, о чём она думает в этот момент.

– А бабушка что делает сейчас? – каким-то странным голосом спрашивает она.

– Вышла на улицу. Вы с ней поругались недавно, да?

– С чего ты взяла? – мама вся так и насторожилась – сразу становится ясно, что я не ошиблась.

На прошлой неделе я проснулась ночью оттого, что бабушка разговаривала по телефону. Она всегда говорит тихо и спокойно, даже сейчас из-за истории с лифтом не кричала на меня, но тогда, ночью, я услышала каждое слово.

– Так вот знай, ещё раз через подобное пройти – нет, я уже не смогу, – совершенно отчётливо произнесла бабушка и бросила трубку.

Не знаю, почему не вышла и не спросила в чём дело – но, знаете, бывают ситуации, когда просто чувствуешь, что лучше не лезть к взрослым. А потом я была так занята мыслями о Любином дне рождения, что забыла о том разговоре. Но теперь вспомнила.

– Ты хотела с ней поговорить? – спрашиваю я.

– Да… – Потом, помявшись, мама заявляет: – Я и сама ведь собиралась позвонить. Мне кое-что сказать надо.

Я молчу, ожидая, что она скажет.

– Я это… замуж выхожу, – наконец, произносит мама.

– А-а-а… понятно, – говорю. – Ну… хорошо.

– Ты рада? – спрашивает мама с такой надеждой, что я тороплюсь ответить:

– Да, конечно! – Теперь я молчу – не знаю что сказать. – А бабушке… мне передавать это?

– Передай, если хочешь… – И мама странно хмыкает, прежде чем повесить трубку.

Глава 12