Большое (не космическое) путешествие

Когда мы остались с бабушкой одни, я подняла на неё глаза – по моим представлениям, именно сейчас, когда мама ушла, бабушка должна была перестать сдерживаться и начать рвать на себе волосы.

Но я так и не заметила у неё такого настроения – более того, я заметила, что бабушка едва заметно улыбается, глядя вдаль, словно думает о чём-то своём и испытывает удовлетворение. Что-то, видимо, её во всём этом устраивало.

– …Пока, Маришенька, я должна оставаться там, – сказала мама. – Жильё стоит дорого, а работа у меня хотя и есть, я не уверена, что стоит рисковать и перебираться жить в другое место: большая удача, что нужно платить только за половину комнаты.

– Это сейчас пока, а там, если дальше мама развернется, может, действительно появится возможность переехать, – утешает меня бабушка.

– А у тебя там… неплохо дела идут? – осторожно спросила я маму.

– Откуда, по-твоему, появились деньги на репетитора?

Больше я ничего не говорю, потому что знаю, нельзя говорить о том, что дела складываются хорошо, иначе сглазишь.

Мама привезла мне новые колготки – не такие, которые собираются складками и висят, а плотные и растягивающиеся.

– Я познакомилась с одной женщиной, она работает в детском магазине, так вот она говорит, это для тебя самые удобные колготки.

– В них тепло будет, – немного подумав, одобрила бабушка.

– Малиновые, – удивилась я, достав из пакета вторую пару.

– А что? Модно и весело, – заявила мама.

Это был первый раз, когда я услышала от неё слово «модный». Употребленное в хорошем смысле. Что одежда должна быть модной – такого прежде не было. Модная, считала она – эта значит не такая, какая тебе действительно нужна, а купленная в угоду чьему-то мнению.

Мама с бабушкой предпочитали обычно скромные юбки, блузки и строгие платья – сами их носили и одевали так меня. В школу, имеется в виду. Для игр на улице – наоборот, самую простую одежду, которая не станет стеснять движения, а если запачкается, чтобы не жалко было.

– Ох, какая смелая, из Москвы приехала, – подначила маму бабушка. – Ишь. – И, улыбаясь, пошла к духовке, чтобы вытащить из неё пирог. И чему радуется, позвольте спросить?

Глава 4

В школе считается, что я ученица, которую можно ставить в пример, потому что никому не доставляю неприятностей. Но это не значит, что меня никогда не тянет сделать что-нибудь этакое.

Удивительное дело: когда мы сидим на кухне и мама читает мне наставления, я соглашаюсь с ней, радуясь, что она не запрещает мне гулять совсем – и, в общем-то, она говорит разумные вещи.

Но когда мы с Наташей Любимовой выходим из школы, где задержались на кружке рукоделия, я понимаю, что меня охватывает непреодолимое желание немного пошарашиться по дурным местам.

Наташа, кажется, очарована не меньше моего этой мыслью, стоит мне её озвучить.

В подступающих сумерках мы стоим на школьном дворе, осенний воздух холодный и неожиданно сухой, попахивающий костром, а деревья словно подмигивают красными и оранжевыми вкраплениями листьев.

Осенние вечера особенные – в них есть нечто зловещее и загадочное, так и подстрекающее к приключениям.

– Только если ненадолго сбегать к общежитию, – говорит Наташа, прикидывая по времени, как скоро дома её хватятся. – Там обычно…

Что там обычно, можно и не объяснять. Это общежитие, в котором до сих пор живут заводские рабочие, и то место считается у нас в городе самым неблагополучным.

Недалеко от общежития – скелет недостроенного здания, с него, говорят, прыгают, привязавшись к специальной пружине.

Идти к недостроенному зданию – это чересчур, но мы с удовольствием пробегаем по всем этим замызганным улочкам возле общежития, а затем спускаемся по узкой и очень крутой лестнице, ведущей в овраг.

Склон настолько густо порос деревьями, что их ветви сплетаются над лестницей, и кажется, будто мы идём по тоннелю.

Овраг, дорога через который ведёт к гаражам, тоже заросший, а откуда-то совсем недалеко от лестницы раздаются голоса пьяной компании. Мы не хотим идти дальше и начинаем подниматься обратно, но в это время какие-то парни, тоже, судя по голосам, не очень трезвые, начинают спускаться сверху.

– В кусты, – говорю, и мы с Наташей, быстро перебравшись через перила лестницы, прячемся в зарослях – а потом, переждав, поднимаемся дальше и, давясь от смеха, торопимся домой.

Когда возвращается бабушка, я сижу у себя в комнате за письменным столом и заполняю рабочую тетрадь, только щеки горят, потому что совсем недавно после холодной улицы нырнула в жарко натопленную квартиру.

– Ой, хитришь, Маринка, хитришь, – ворчит бабушка. Наверное, ей соседка встретилась. – Учти, пока не сделаешь уроки, спать тебе не дам.

Они с мамой твёрдо верят, что учиться я должна только на «отлично». Пока мы жили на ферме, делать там особенно было нечего, и я много времени проводила с книгами.

Мне до сих пор, хоть вы, может, и не поверите, нравится делать домашние задания – нравится листать страницу за страницей учебника и тщательно выводить слова в тетради; вот только вечером начинает очень сильно клонить в сон, особенно когда нагуляюсь.