Большое небо

Внутри и снаружи стояла тишина. И удушающая жара, словно хорошая погода последних дней вошла, и застряла, и застоялась, и воздух почти осязаемо сгустился. Тишина гробовая – в такой обстановочке Энди уже становилось не по себе. В палатах на первом этаже ни души. Где Томми? Где Василий с Джейсоном? И где, кстати, девчонки?

А вот и… нет, не Томми, а Винс. Винс целеустремленно надвигался по коридору, целя в Энди из пистолета. Из пистолета! Винс!

– Винс? – сказал Энди. Винс наступал. – Блядь, Винс, ты чего? Винс?

Без малейшего предупреждения Винс нажал спуск. Выстрел отбросил Энди назад – изобразив комическое сальто, взмахнув руками и ногами, Энди отлетел и плюхнулся на пол. Его подстрелили. Его, сука, подстрелили. Энди заверещал, как кролик в агонии.

– Ты в меня попал, блядь! – заорал он на Винса.

Винс придержал шаг, бесстрастно глядя на Энди, и снова двинулся вперед – он по-прежнему наступал, и на лице его застыла эта безумная гримаса. Энди еле встал и заковылял прочь, невзирая на жгучую боль в… в чем? Легком? Желудке? Сердце? Энди, оказывается, ни черта не смыслит в собственной анатомии. Сейчас наверстывать как-то поздновато. На топливе чистейшего страха он шатко протащился по коридору, пару раз врезался в стенки, свернул в другой коридор и заволок себя вверх по лестнице, всю дорогу ожидая града пуль в спину, который его и прикончит. Града пуль не случилось, хвала небесам, и теперь Энди прятался в одной из палат. В палате, где, к его удивлению (хотя, если надо удивить человека, ничего нет лучше выстрела в упор), обнаружились все девушки. Видимо, Томми согнал их сюда, как скот, чтобы потом проще было перевозить.

Девушки по-прежнему были скручены пластиковыми шнурами и пребывали более или менее в летаргии, что хорошо, поскольку теперь-то охота шла на Энди, да? Хитрый лис спрятался в нору. Будь девушки в себе, набросились бы на него сворой гончих и разорвали на куски.

Под окном бок о бок съежились две вчерашние польки. Старые знакомицы, можно сказать, но вряд ли помогут, если попросить. Одна полька, Надя, приподняла отяжелевшие веки и невидяще воззрилась на Энди. Зрачки – гигантские черные дыры. Того и гляди затянут и проглотят Энди целиком – ужас.

– Моя сестра? – прошептала она. – Катя?

На что он сказал:

– Да-да, лапушка, рядом с тобой лежит.

Надя что-то пробормотала по-польски и опять уснула.

Энди достал телефон – очень медленно, стараясь отрешиться от невыносимой боли, – и набрал Томми. Мобильные в «Березках» ловили отвратительно. Может, потому, что стены толстые? Наверняка в таких вещах разбирается Винс. Томми не ответил. Энди позвонил Стиву и попал на голосовую почту. (А что, уже никто никогда не подходит к телефону?)

– Стив, Стив, – нервно зашептал Энди. – Ты где? Приезжай в «Березки». Срочно. Винс спятил. У него пистолет. Он меня подстрелил. Приезжай, а? И найди Василия и Джейсона.

Энди поставил телефон на беззвучный режим – он насмотрелся фильмов ужасов и знал, что телефон всегда оглушительно звонит, выдавая тебя, как раз когда обезумевший убийца уже решает бросить охоту. Винс жаждет крови. Господи, кто бы мог подумать? Венди, наверное, могла. Рода права – небось Винс и жену свою кокнул. А они, выходит, играли в гольф с кровожадным психопатом. У которого вдобавок херовый гандикап.

Где-то взревел двигатель – Энди умудрился добраться до окна и успел увидеть, как «мерседес» Томми хрустит гравием, разгоняется и исчезает за поворотом. Наверняка же услышал выстрел, гад? И бросил Энди помирать. Вот тебе и дружба.

Прямо видно, как кровь утекает из дырки в боку, точно из незакрытого горлышка масляного бака. Заткнуть нечем… но тут Энди вспомнил, что в кармане так и лежат лоскутья шарфа. Он добыл их не без труда – от малейшего движения боль адская – и прижал к ране. Жалко, что распятие себе не оставил. За свою жизнь Энди успел забыть о Боге. А Бог о нем тоже забыл? Без Его воли не упадет на землю ни одна малая птица[129], да? А с крысами у Него как?

Телефон сердито завибрировал, и на экран всплыла невозмутимая морда Лотти. Вот хорошо бы, чтоб звонила и вправду Лотти, – от нее сейчас пользы больше, чем от Роды, и уж точно она бы хоть посочувствовала, объясни ей Энди свои текущие затруднения. («Тебя подстрелили? Винс Айвс? Потому что ты торгуешь женщинами? Потому что умерла девушка? Что ж, удачи тебе, Эндрю».)

Разговор пробудил Катю от апатии. Катя забормотала по-польски, Энди прошептал:

– Спи-спи, лапушка, – и удивился, когда она послушно закрыла глаза.

– С кем ты там разговариваешь? – рявкнула Рода.

Он сдвинул руку с телефоном, и боль ударом молнии прошила все тело. В детстве, когда Энди было больно, мать его не утешала – она его корила. («Нечего было прыгать со стены, Эндрю, – тогда бы и руку не сломал».) Если б мать целовала его и обнимала, жизнь его, может, сложилась бы иначе. Эндрю тихонько захныкал.

– Это ты там ноешь? – спросила Рода. – Ты что вообще делаешь? Не забыл про кипперсы? Ты меня слушаешь? Эндрю?