Большое небо

Готова бежать, подумал он, – песня «Дикси Чикс»[139]. Внутри, слегка фальшивя – трубы переводили дух, – уже похрипывал свадебным маршем орган.

Дочь споткнулась и замерла, ни шагу больше не сделала в этой своей дорогущей обуви. На губах играла легкая улыбка Моны Лизы – впрочем, кажется, не столько счастливое забытье, сколько застывшая гримаса паралитика. Спящая красавица. Женщина, что обернулась камнем или соляным столпом.

Джексону видно было, как Джулия, сидевшая на краю первого ряда, наклонилась и вытянула шею, надеясь разглядеть невесту. Вопросительно нахмурилась, и Джексон успокоил ее, обеими руками ненавязчиво показав «во!». Марли одолел легкий страх сцены, рассудил он. Уж кто-кто, а Джулия должна понять. Джексону видно было Натана, которого уломали надеть приличные брюки и полотняную рубашку, – сын сидел, неловко втиснувшись между Джози и Джулией, и, судя по наклону головы, смотрел в телефон. Сердце Джексона внезапно затопила любовь к сыну, к дочери, к анонимному внуку. Одна с ним под руку, второй в поле зрения, третий невидим. Моя семья, подумал Джексон. В богатстве и в бедности. В радости или горе.

Орган разразился Мендельсоном во все свои глотки, и Джексон покосился на Марли – готова, нет? Улыбка исчезла, отметил он. Марли повернулась к нему и сказала – совсем буднично, он сначала решил, что ослышался:

– Пап, я серьезно. Я не буду. Не могу. Так не надо.

– Ну тогда пошли отсюда, – сказал он.

В этом сценарии есть лишь одна сторона, и Джексон уже выступал на этой стороне. Он пришел поддержать дочь, и больше никого. Не целую церковь разряженных людей со всеми их ожиданиями. Не жениха, «хорошего» человека, которому светит разбитое сердце, не говоря уж о публичном унижении. Сохраняй спокойствие и не делай дело.

– Поступим так, – сказал Джексон. – Разворачиваемся и преспокойненько уходим по тропинке.

– А потом бежим?

– А потом бежим.

Знай, когда надо сыграть

– Уверен?

– Да, честное слово, спасибо.

Кристал предложила подвезти Винса в аэропорт или на паром. Уеду за границу, сказал Винс. Отращу бороду, исчезну.

– Контактные линзы купи, – посоветовала она.

– Может, на Борнео, – сказал он.

– На Борнео? А там что?

– Орангутаны.

– Серьезно?

– Не, не очень. Там, вообще-то, моя дочь, но я думаю, она уже едет домой. И, слушай… ее мать. Венди. Я ее не убивал.

– Я и не думала.

– Спасибо. Я прикинул, может, буду помогать… ну, знаешь, людям. Женщинам, девушкам. Может, школу построю. Буду преподавать информатику. В Индии, в Африке, в Камбодже – что-нибудь такое. Где-нибудь подальше отсюда.

– Вот и молодец.

Винс – рядом с Кристал на пассажирском сиденье. Карри сзади смотрела DVD. Рядом с ней сидел ротвейлер Брут. Оказался на удивление общительной псиной. Посмотришь – ну прямо семья.

Кристал ехала в «Чертоги» за Гарри. Само собой, надо будет сказать, что его отец мертв, но пока не пора. Спешить некуда. Томми будет мертв еще очень долго. Кристал не расскажет Гарри, какой сучьей тварью был его отец. Рано или поздно Гарри узнает сам, но этот день подождет. А Карри вообще незачем знать. Сменить имя, сменить место. Новая правда или новая ложь. Один черт, считала Кристал.

Она понятия не имела, куда они поедут и что будут там делать. Все дороги открыты, растянулись до самого горизонта. Кристина бежит.

Она бы подвезла Винса и дальше, но ему не терпелось «двигаться», и у вокзала она спросила:

– Уверен? – а он ответил:

– Да-да, правда, Кристал, сойдет и так, – и тогда она высадила его перед вокзалом и посмотрела, как он, ни разу не оглянувшись, вбежал внутрь.

– Надо уезжать, – сказала она Гарри.

– Уезжать?

– Да, уезжать. Отсюда. Из города.

– Ты уезжаешь? – пришел в смятение он.

– Нет, Гарри, уезжаем мы. Мы втроем.

– А папа?

– Он к нам потом приедет.

– У нас только одно дело перед отъездом, – сказал Гарри.

– Это какое?

Мотаем к чертям из Доджа

Они поехали кружным путем[140], по проселкам ветреных вилявых пустошей. Ронни пересела в свою тачку – пару дней никаких патрульных машин. Операция «Виллет» завершилась. Осталась только писанина. Горы писанины. «Третий человек» арестован. Николас Сойер. Ходили слухи, что приложила руку разведслужба, что он годами продавал военные тайны направо и налево, а поскольку другими путями к нему было не подобраться, зашли вот так. Слухи эти окружала непроницаемая стена. Какой-то «метапазл», сказала Реджи.

– Чё?

Операция «Виллет» и дело Хоррор-хаты переплелись и еще не распутаны до конца, но разгадывать эту загадку уже не их дело.

– Да плюньте, – сказал Гилмертон спустя несколько дней на своей предпенсионной отвальной. (Кошмарная пьянка, откуда они слиняли пораньше.) – Будете пахнуть розами, а не говном. Что важно.

– А дальше куда? – спросила Ронни у Реджи.

– Я думаю, в следующем году подам на программу обмена.

– За рубеж?

– В Новую Зеландию.

– Ничё себе.