Большое небо

– И я говорила: «Покупаешь даме пить?» Если ты дама, он говорил, весь собой доволен. Ой, я говорила, а ты шутник, я понимала. Люблю шутников. Мой отец был великий клоун цирка, хотя, если честно, не смешно. В России же. Мне водку. Пожалуйста. А ты не местная, да? – он спрашивал. Ха-ха. Да ты по-настоящему комик. Я сразу видела, я говорила. Спрашивала его, есть его жена, а он говорил нет. Я его спрашивала, есть его любовница, он говорил нет. Еще один или два стакана, я его вела за галстук в номер – бизнес-апартаменты, красиво, спасибо, – как собаку в поводке. Еще выпивали мини-бар. Смотрели телевизор, я говорила, не могла пропускать «Балкера». Он лежал кровать, стал побелеть, сказал: «Деточка, мне не очень хорошо. Сахар крови упал. Я, понимаешь, диабетик. Зря столько пил. Давай отдохнем минутку». И что, перестать веселить? – говорила я и садилась верхом, как будто я всадник, а он лошадка. (Секса не было, не беспокойтесь!) Нет, прошу тебя, деточка, правда, не надо. Голос слабый уже. Ему правда нехорошо. Тогда я набирала лекарство шприцем и тыкала его – тык! тык! – иголкой, и он говорил: «Нет, не надо, это что? Это же не инсулин? Мне сейчас нельзя инсулин, деточка». А потом он отрубался, а я слезала с постели и все подтирала. А потом сидела с ним. Бдение. Пока совсем не умер… Да, миссис Рулькин, совершенно точно. Мертвый. Последний поклон. Концерт окончен. До свидания! Соболезную и ля-ля-ля. Приятно вами сотрудничала, миссис Рулькин. Рекомендуйте меня своим друзьям.

Убей Будду [143]

– Тиару придется вернуть, – сказал Джексон.

– Видимо. И медового месяца жалко. Мальдивы. Мило, – печально сказала она.

– Может, Яго возьмет Уолдо?

– Или Лолло?

– Твое будущее у тебя в руках, – сообщил ей Джексон. – Это мадам Астарти так говорит.

– Кто?

Пару дней они отсиживались в гостинице в Харрогите.

– Чтоб я собралась с мыслями, – сказала она. – Такое ощущение, как будто я преступница.

– У меня тоже, – сказал Джексон.

Хотя он-то, говоря строго, и впрямь был преступником: он покрыл противозаконное убийство. Дважды. Сначала – когда доктор Траппер убила своих похитителей, а потом – когда полька убила Стивена Меллорса. Джексон ни о чем не жалел. Вообще. Он не виджиланте. Ну правда, честное слово.

Он прощался с Марли на перроне Йоркского вокзала. Марли возвращалась в Лондон «расхлебывать кашу». Подмывало посоветовать ей рассказать Яго про ребенка, но Джексон очень старательно учился не давать дочери советов. Он вспоминал, как Джулия скрывала от него Натана. История повторяется. Но ведь история только тем и занята, нет?

Ребенка, сказала Марли, она оставит. А Джексон и не знал, что это под вопросом. Она будет растить ребенка одна и при этом строить невероятно сложную карьеру?

– Ты сам-то себя послушай, дедуля, – рассмеялась она. – Ты какой-то луддит. – Но на сей раз она обзывалась хотя бы с нежностью. – И вдобавок у ребенка будет великолепный уход. Недосвойственники выложат круглые суммы, чтоб держать свою племенную кобылу под боком. – Она ткнула Джексона под ребра (весьма болезненно) и прибавила: – Вон мой поезд.

И исчезла. Отважная, подумал он. Ему тоже надо впредь держать ее под боком.

На ночь он поселился в дешевой гостинице. Ничего такого особенного ему не требуется – только чистые простыни и чтоб в душевом стоке не было волос. Завтра в бой – надо быть свежим.

Джексон двинулся в путь спозаранку. Поставил Миранду Ламберт. «Убегаю на всякий случай»[144]. Там, куда я еду, меня ждет беда, но я туда поеду все равно. Прямо-таки история его жизни. С дороги Джексон сделал звонок. Ее номера у него больше не было. Она не раз сменила работу, и он нагуглил ее новую должность, попросил дежурных в отделе переключить, и они переключили, хотя их пришлось поуговаривать – она теперь большая начальница, чужаки с улицы ей вот так запросто не звонят, а он-то сам ей кто теперь? Чужак с улицы и есть. Некогда между ними что-то было – искра, возможность. Вместе им было бы прекрасно, но они никогда не были вместе. Интересно, собака-то у нее осталась? Вместо себя Джексон подарил ей собаку. («Честный обмен», – сказала Джулия.) Как будто сто лет с тех пор прошло.

Своим именем он не назвался. Сказал, что он детектив-констебль Реджи Дич, – подозревал, что Реджи она помнит и ответит на звонок.

Она сняла трубку после пары гудков. Бесстрастная и деловитая.

– Суперинтендант Луиза Монро. Чем могу быть полезна?

Значит, имени Реджи она не засекла.

Он, оказывается, понятия не имел, что́ хотел сказать, хотел ли что-то сказать. Что ни скажешь, подозревал он, получится как-то бесповоротно. Он стоит на перекрестке, надо сделать выбор. Прилив или отлив?

– Алло? – сказала она.

Оба послушали пустую тишину, мгновение странной близости, а потом она перепугала его своими провидческими талантами.

– Джексон? – сказала она почти шепотом. – Джексон, это ты?

В конечном итоге выяснилось, что проще вообще не делать выбора. Джексон ничего не сказал и дал отбой.