Большое Сердце

В один миг я принял решение – не знаю, верное или нет… Резко вскочив, я бросился к углу дома напротив. Я побежал по улочке, потом дважды свернул за угол и перешел на обычный шаг. Мой преследователь, с тех пор как оказался в городе, явно лучше, чем я, знал все здешние закоулки. Я усиленно петлял, меняя направление, чтобы убедиться, что мне удалось от него оторваться. Старательно заметая следы, я оказался у выхода из города, но противоположного тому, откуда дорога вела в деревню к Эльвире. Спустя некоторое время я с ужасом понял, что преследователь, к которому присоединились два сбира, напал на мой след. Пользуясь тем, что я значительно опережал преследователей, я вновь припустил бегом, уже не прячась, так как вокруг была безлюдная равнина. Уже темнело, но, к счастью для меня, довольно медленно. Я надеялся, что луна взойдет еще не скоро. Меня уже почти настигли, когда воцарился мрак.

В конце концов, натерпевшись страху, проплутав всю ночь, я сумел оторваться от своих врагов. Весь взмокший, на рассвете я вернулся домой. Эльвира так и не ложилась спать, сходя с ума от беспокойства.

Этот случай глубоко потряс меня. Он доказал, что с мемуарами мне следует поторопиться, ибо время мое явно сочтено. Я также решил прибегнуть к помощи Эльвиры. До сего дня я не хотел раскрывать ей свое положение. Теперь я с грехом пополам объяснил ей, какая угроза надо мной нависла. Она попробует разузнать побольше о тех, кто меня преследует. До сих пор я старался обойтись без ее вмешательства, но теперь у меня не осталось выбора.

Нынче утром она отправилась в город, твердо намереваясь пролить свет на это дело. Я же не мог ни прогуливаться по окрестностям, ни предаваться грезам. Как только достаточно рассвело, я уселся за стол, чтобы продолжить свой рассказ.

* * *

В Рим я отправился весной, увозя с собой ходатайство Агнессы и еще множество других. Надобно сказать, что длительное пребывание при дворе, какое выпадало мне, вынуждало завязывать отношения со множеством людей. Я был хорошо знаком с членами Совета и королевским окружением, был близок с дворянами, вращавшимися вокруг государя, к этому добавлялось множество купцов, банкиров, судейских, художников, а также громадная толпа тех, кто настойчиво просил, чтобы я продал им что-то или дал ссуду. Я вел оживленную переписку с нашими посредниками, которые обеспечивали продажи и покупки для нашей компании повсюду – от Женевы до Фландрии, от Флоренции до Лондона. Разумеется, Гильом де Вари, наряду с Жаном, Бенуа, а теперь и многими другими, вел все наши повседневные дела. Но некоторые задания ложились на меня лично, особенно когда речь шла о крупных сделках или о важных клиентах. Так что при дворе, где люди по большей части бездельничали, я был постоянно занят. Редкие минуты, которые я проводил с Агнессой, были в моей жизни исключением, но именно они придавали смысл всему остальному. В такие мгновения праздности и неторопливой беседы я сознавал, до какой степени жизнь моя мне более не принадлежит. Мечты прежних лет дали столько плодов, что сами были теперь погребены под грузом повседневности, утопая в грудах бумаг и аудиенциях. То, чему другие завидовали как успеху, было для меня рабством. Помимо свободы, которую я время от времени обретал рядом с Агнессой, я видел вокруг лишь тяготы и обязательства. Незримый бич подхлестывал меня, заставляя двигаться все быстрее. На удачу я больше не рассчитывал. Я был доверенным лицом короля, держал под контролем гигантскую торговую сеть. И все же не переставал надеяться, что однажды вновь буду располагать собой.

Казначейство превратилось в орудие королевской славы. Мы творили чудеса – в особенности когда речь шла о крупных парадах. В поводах не было недостатка – благодаря взятию все новых городов, куда король должен был торжественно въезжать. Лошади, оружие, ткани, знамена, костюмы – все должно было сверкать, полностью подавляя у тех, кто присоединялся к французскому домену, всякое желание отделиться. Дипломатические миссии также давали повод продемонстрировать новое могущество короля перед иноземцами. В данных обстоятельствах я использовал все возможное, чтобы придать посольству, направлявшемуся к папскому двору, невиданный блеск. Из Марселя в Чивитавеккью двинулись одиннадцать кораблей с основной частью посольства. Гобелены, предназначавшиеся папе, были отправлены по Роне при посредстве короля Рене. Три сотни лошадей в богато украшенной сбруе должны были дожидаться прибытия послов. Наши послы: Жювеналь[34], Помпадур, Тибо и другие достойные прелаты и богословы – не стали полагаться на силу молитвы, чтобы уберечь себя от опасности. Они отказались сесть на корабль и решили ехать на лошадях. Единственным, кто отважился присоединиться ко мне и пуститься в плавание, был Танги Дюшатель. Ему было почти восемьдесят лет и ему оставалось лишь выбрать место своего упокоения. Мысль о смерти в морской пучине прельстила старика. Однако судьба все же не пошла ему в этом навстречу.