Большое Сердце

Мы должны были прибыть в Тайбур на следующий день, но король, будучи в хорошем расположении духа, настоял, чтобы мы выехали раньше, так что мы оказались в виду замка за день до объявленного визита. Детей еще не подготовили к приему. Они гурьбой бегали в парке, поглощенные своими играми. Среди них были уже почти подростки и стайка маленьких девочек. Завидев нас издалека, они гурьбой помчались нам навстречу. Король и несколько человек свиты ехали впереди, а слуги и весь багаж значительно отстали. Оказавшись среди детей, Карл спешился. Девочка лет двенадцати бросилась ему на шею. Это была одна из его дочерей, рожденных от королевы Марии, которая гостила в Тайбуре. Мы зашагали к замку, окруженные горланящими ребятишками. Те, что постарше, вели лошадей за уздечку, остальные ссорились за право держать взрослых за руку. Чтобы подойти ко рву перед замком, нужно было миновать лесок и двинуться по дорожке, вдоль которой росла ольха. Дойдя до последнего дерева, я заметил, что за ним кто-то прячется. Пострелята рядом со мной тоже заметили это и закричали: «Мари, Мари!»

Ребенок передвинулся, прячась за стволом. Мы не стали настаивать и пошли дальше. Король вместе с малышами был уже далеко впереди, а старшие, оставив нас, направились к конюшням. Не знаю, что на меня нашло. Быть может, это имя, Мари, послужило для меня настораживающим сигналом. А может, я воспринял незримый знак, пришедший из дальней дали. Во всяком случае, я решил вернуться. Знаком я велел шедшим со мной детям присоединиться к королю и в одиночку направился к дереву, из-за которого время от времени выглядывала девочка. Благодаря простой хитрости мне удалось, обогнув дерево, поймать ее. Она закрыла лицо руками и, смеясь, твердила «нет».

– Как тебя зовут? – спросил я, хоть уже знал ответ.

– Мари.

Она не была напугана и не пыталась убежать. Ее робость была наигранной, она хотела, чтобы из группы ребятишек выделили именно ее, ее одну, – это уже был характер.

– Сколько тебе лет?

– Четыре.

– А как зовут твою маму?

Не знаю, может, она почувствовала волнение в моем голосе? Или ждала именно этого вопроса, чтобы открыться мне? Она не ответила. Молча отвела спадавшую на лицо прядь волос, повернулась и уставилась на меня огромными глазищами.

Это была Агнесса.

Дети чаще всего заимствуют черты обоих родителей и в зависимости от времени и обстоятельств напоминают то одного, то другого. Но есть и такие, которые, кажется, вышли из одного истока, к которому ничего не примешалось, и это делает их точной копией единственного родителя, лишь с разницей во времени. Мари была маленькая Агнесса. Если бы ее мать была жива, это сходство было бы всего лишь забавной, трогательной диковинкой. Но Агнесса умерла, и увидеть ее в этой девочке было все равно что стать свидетелем воскрешения. Никакими словами невозможно передать мое смятение при мысли, что сама Агнесса воплотилась в крошечном теле этого ребенка. И хотя ничто не свидетельствовало о справедливости моей догадки, меня утешила та тихая нежность, которую девочка сразу проявила ко мне. Она протянула ручку и погладила меня по щеке. Потом вскочила на ноги и решительно повлекла меня в лес. Она показала мне дупло белки, подстилку из листьев, сооруженную для лани, которую она видела почти каждый день. Она с серьезным видом выложила мне, как ей тут живется, шепотом, по секрету, сообщив, что этот лес населяют таинственные существа и они разговаривают с ней.

Мы добрый час шли по парку и добрели до опушки, за которой начинались луга. Доверчивый рассказ Мари сблизил нас, и я, присев на корточки, осмелился задать ей вопрос, не выходивший у меня из головы:

– Ты знаешь, где твоя мама?

В моих словах не было жестокости, лишь стремление понять, что именно ей известно. Я смутно чувствовал, что хоть многих вещей она не ведает, но об этом знает куда больше меня. Она пристально посмотрела на меня, раздумывая, можно ли мне довериться.

– Мама… – произнесла она, не отрывая от меня глаз, – мамы здесь больше нет. – Потом, явно решив, что мне можно доверить многое, но все же не стоит выкладывать все сразу, прижала палец к губам, веля хранить молчание.

Она взяла меня за руку, и мы повернули к замку. Звон колокольчика сзывал детей к обеду. Я расстался с ней у дверей детской столовой, расположенной рядом с кухнями.

Встреча с Мари и через нее с ее матерью подняла во мне вихрь противоречивых чувств. Мне вновь открылась душераздирающая реальность, что Агнессы больше нет, это было так же неожиданно и болезненно, как и в первый раз, когда я узнал о ее смерти. Вместе с тем, хоть я прежде и не задумывался об этом, тот факт, что от нее остался этот ребенок и еще двое других, которых я не видел, являлся для меня если не утешением, то, по крайней мере, способом восполнить отсутствие Агнессы, свидетельством того, что она существовала в реальном мире.

* * *