— Попалил там все фашист, все деревни начисто сжег, а Карачев взорвал. В землянках народ живет.
Старики сокрушенно повели головами.
На улице послышался шум подъехавших машин, зазвучали громкие голоса.
В кухню торопливо вошел Колегаев и остановился у порога, вглядываясь близоруко прищуренными глазами.
— Разрешите доложить? — спросил он Широкова.
— Хорошее?
— Очень хорошее! — с гордостью сказал начальник штаба, вытаскивая из полевой сумки карту.
— Ну-ну, — нетерпеливо сказал Широков, вставая.
Старики уже ушли из кухни, когда Колегаев доложил:
— Первое — плацдармы на Одере закреплены прочно. Переправили всю артиллерию. Наведены надежные переправы. Имею сведения, что сегодня наши части расширили плацдармы по фронту и в глубину. Немцы в своих сводках сообщили, что русские за Одером. Второе — доносят, что сейчас развернулись бои по уничтожению окруженной группировки. Успех у Жабко полный.
— Это победа! — громко сказал Широков. — Шифровка в Ставку готова?
— Пожалуйста, — протянул донесение Колегаев.
— Да, да, это победа, — говорил Широков, поправляя в донесении отдельные фразы. — Передайте Жабко, как только танки начнут освобождаться, пусть шлет их сюда. Но ничего у него не требуйте, не торопите его. Надо теперь сюда все войска стягивать.
Он поднял голову от бумаги.
— Что же, Василий Васильевич, я думал здесь поужинать. А теперь вижу — надо за Одер ехать. Через два часа там будем. А завтра — к Жабко. Это пусть сейчас же передадут, — сказал он, возвращая донесение. — А сами поехали…
Они вышли на улицу. Здание универсального магазина все еще горело, и отсвет пламени бродил по площади.
Регулировщица, освещенная пламенем пожара, флажком указывала путь машинам артиллерийской части. С машин ей что-то весело кричали солдаты, и она приветливо махала им рукой. Из черноты все выныривали машины, тащившие на прицепе орудия, и, огибая площадь, чуть задерживались возле регулировщицы и опять исчезали в темном провале улицы.
Три старика стояли плечом к плечу на краю площади и молча смотрели на это ночное движение русских войск.
— Вот и Германия! — громко сказал Широков. — Вот как обернулась для тебя минута, когда подняла ты руку на советский народ. Запомни это!
СОЛДАТСКАЯ ЧЕСТЬ
Стихи
ГАЛОЧКА
Очерк