Большое сердце маленькой женщины

«Алка, глупая! Зачем тебе эта головная боль?» – бил тревогу ее муж, большой поэт с дурным характером, и предлагал заняться делом: отредактировать ему рукопись, погладить рубашки, сварить борщ, на худой конец. Но Аллу Викторовну это не устраивало, она жаждала значимого действия и новых впечатлений. Ей нравилось приходить к людям домой, рассматривать интерьер, задавать множество вопросов, часто бестактного свойства: где купили, почем, сколько получаете, сколько тратите, кому взятку дали…

– Любопытство тебя погубит, – предупреждал ее муж, но Алла искусно выходила из положения:

– Любопытство – может быть, а вот любознательность – никогда. Любознательность, Андрюшечка, – двигатель прогресса. Жить нужно с азартом, интересно. А интерес в чем? (Поэт терялся.) А интерес – в возможности узнавать новое…

С новизной Алла Викторовна, конечно, погорячилась. Обычно причина обращения к ней была одной и той же: врачи не могут поставить диагноз.

– Могут. – Реплянко не была чужда коллегиальной солидарности. – Просто не знают, с чего начать.

– А вы знаете? – сомневались страждущие, отчаявшись найти иголку в стогу.

– Я вижу, – серьезно заявляла Алла Викторовна и воцарялась в доме надолго, причем не всегда к удовольствию родных и близких больного.

Тогда, в сентябре 1993 года, сценарий был тем же. Или почти тем же. Причина странного недомогания, по поводу которого к Алле Викторовне Реплянко обратилась некая Юлия Ж., крылась не в физиологии, а в атмосфере дома, в котором та жила.

– Квартиру нужно почистить, – тоном, не терпящим возражений, предложила Реплянко и, невзирая на медицинское образование, взялась за магический ритуал. Ошарашенная Юлия ходила следом, попутно задавая массу ненужных вопросов, но Аллу Викторовну это совершенно не раздражало. Наоборот, она щедро делилась немудреными знахарскими секретами, подробно комментировала свои находки в виде вытащенных из-за дверных косяков иголок, свалянных волос, указывала на места, где пролилась кровь.

– Много? – пугалась Юлия, а Алла Викторовна ее успокаивала, уговаривая не обращать внимание на недостатки, подлежащие исправлению.

Завершив обряд, довольная собой, Алла прошествовала на кухню, где по традиции должна была выпить чаю или поужинать, а лучше и то и другое. И пока Юлия накрывала на стол, взгляд Реплянко упал на блестящий дуршлаг какой-то инопланетной формы, не имеющий ничего общего с тем алюминиевым убожеством, что спряталось среди кастрюль в ее собственной квартире.

– Какая красота! – ахнула Алла Викторовна и схватила сверкающий никелем дуршлаг.

– Забирайте, если нравится. Он мне все равно от прежних хозяев достался, к тому же у меня свой есть, второй ни к чему. Он новый, не сомневайтесь. На нем даже этикетка висела, когда я его в хозяйском встроенном шкафу обнаружила после переезда.

– Надо же! – удивилась Алла Викторовна необъяснимой расточительности прежних хозяев и с радостью приняла подарок.

Кстати, обладательница очищенной от нечисти квартиры, похоже, тоже осталась довольна. Дуршлаг ей почему-то не нравился: то ли блеску в нем было слишком много, то ли вид имел ультрамодный, не очень подходящий к ее кухне а-ля-рюс, с хохломской посудой и засушенной рябиной в расставленных повсюду вазочках.

Домой Алла Викторовна вернулась с добычей, но, как выяснилось, не она одна. У входа в квартиру, расположившись прямо на бетонных ступенях, ее поджидала старшая дочь Марина с котенком на руках, сердитая и, как всегда, недовольная.

– Предупреждаю, – объявила она матери, не вставая с лестницы, – если ты не разрешишь мне его оставить, я уйду вместе с ним.

– Куда? – дружелюбно поинтересовалась Алла Викторовна, успевшая за последние три года привыкнуть к демонстративным заявлениям старшей дочери. «Свобода личности», – снисходительно улыбнулась Реплянко, присев рядом: – А папа что говорит?

– Ничё, – буркнула Марина, из чего Алла Викторовна сделала вывод: свое категорическое «нет» Андрей уже произнес.

– Ну раз «ничё», то, наверное, согласен.

– Ничё он не согласен! – выпалила Марина, а потом взмолилась: – Ну пожалуйста, мам. Он уже и к миске приучен… Гадить будет куда нужно. Ну посмотри, какой миляга! – девочка сунула кота прямо под нос матери.

– Трудно не согласиться, – с готовностью подыграла дочери Алла Викторовна, хотя встречала котят и посимпатичнее, и попушистее. Этот же был какой-то малахольный, с мутными голубыми глазками, тоскливо взирающими на мир.

– Видишь, как он на тебя смотрит? – Марина упорно продолжала двигаться к цели: – Мама, – запищала она будто бы от лица котенка и потрясла его лапами. – Возьми меня, посмотри, какой я хороший, умный, я хочу жить вместе с вами… Ну пожалуйста…

– Не обещаю. – Нахмурившись, Алла Викторовна поднялась со ступенек и толкнула дверь в квартиру. Послышался вой. Рыдала младшая Лялька.

– Что случилось? – крикнула из прихожей Реплянко, и через секунду Лялька повисла у нее на шее.

– Папа не разреша-а-ает, – выла она, да так горько, будто речь шла о жизни и смерти. – Говорит, он тут все обду-у-у-ет…