– Шарлатанка! Обманщица! – безостановочно возмущался Вачик, обещая горе-целительнице кару небесную. – Она украла нашу надежду! Мою! Твою! Их! – носился он из комнаты в комнату, боясь остановиться: как только бег по квартире замедлялся, слезы начинали душить его, и Ваганчик с Этери пугались.
– Держи себя в руках, Вачик! – умоляла его жена и глазами показывала на притихших детей. – Ты что, не видишь, им и без того плохо.
– А мне?! Мне не плохо?! – возмущался осунувшийся Вачик и уезжал к матери, чтобы успокоиться.
– Говорила я тебе, – подливала масла в огонь Ануш, – не женись. Червивая она, твоя Лиана. Так и получилось…
– Как так?! Как так?! – воспламенялся Вачик, словно забыв, зачем приехал, и, наскакивая на мать, вступался за жену: – Это мать моих детей, твоих внуков. Что она тебе сделала?!
– Она украла у меня сына, – мрачно роняла Ануш и шла на кухню. – Всю мою жизнь украла… – бормотала она себе под нос, а самое страшное произносила беззвучно, лишь шевеля узкими темными губами: – Да чтоб ты сдохла!
– Не понимаю! – хватался за голову Вачик, обещая больше не приходить
Иногда наивному Вачику казалось, что, если бы мать так рано не овдовела, все сложилось бы по-другому: она бы приняла Лиану и полюбила ее как дочь, ведь любит же она внуков. Но сама Ануш считала иначе. Смерть мужа воспринималась ею как общая несправедливость мира: ушел и ушел, значит, так надо. Другое дело – сын. Не для того она его рожала, чтобы вот так взять и отдать другой женщине. И потом, долг любой матери – уберечь ребенка от разочарований и сделать его счастливым. А с Лианой – Ануш была в этом уверена – счастья не будет. Пропадет Вачик, наверняка пропадет. Она сама это видела, когда рассматривала кофейный рисунок на стенках предназначенной для гаданий чашечки. Склонная к ворожбе Ануш восприняла эти знаки с тихой радостью, но поверить в них не решилась и, чтобы убедиться, обратилась к гадалкам, в один голос заявившим: «Счастья не будет. Ни ему. Ни тебе». «Из-за нее!» – другого ответа для Ануш просто не существовало, поэтому она с остервенением развернула бесконечную битву за сыновнее счастье, приняв банальную материнскую ревность за святой материнский долг. «Свадьбе не бывать!» – отказала она в благословении Вачику, но тот не послушался.
– Я мужчина, – заявил он Лиане и пообещал, что скоро все наладится, ведь материнское сердце отходчиво. Разве он мог знать, что материнское сердце бывает разным, и злопамятным в том числе? Ко всему прочему, сердце темноликой Ануш с годами не просто не собиралось смягчаться, а, наоборот, закалялось от битвы к битве.
– Она меня ненавидит, – то и дело плакала Лиана и просила у мужа защиты, а тот снова и снова обещал, что не позволит ни одному волосу упасть с ее головы. Да их никто рвать и не собирался: Ануш была хитра и изворотлива, дарила подарки, окружала заботой, как могла, усыпляла сыновнюю бдительность. А пока Вачик млел от материнского благородства и уговаривал Лиану потерпеть еще немного, Ануш ездила к колдуньям и гадалкам, умоляя об одном и том же – спасти сына от этой «ужасной женщины».
«Будь ты проклята!» – бесновалась Ануш, представляя Лиану рядом с Вачиком, и сила ее проклятий возрастала от раза к разу.
– Не надо. Все зря, – однажды предупредила ее гадалка, мастерски перевернув кофейную чашку. – Будут вместе. Тебя не будет, а они будут.
– Не может быть! – не поверила Ануш и объявила, что справедливость в мире все равно есть, и она ее добьется, а вот каким путем, это уже второй вопрос.
– Все равно не надо. Он накажет, – ткнув пальцем в небо, изрекла гадалка прописную истину и категорически отказалась помогать «несчастной» матери.
– И без тебя справлюсь, – усмехнулась та, к этому времени весьма поднаторев в науке уничтожения, преподанной теми, кто не гнушался кладбищенской земли, менструальной крови и магических ритуалов в духе вуду.
Ни о чем подобном Лиана и Вачик, разумеется, и подумать не могли, наивно полагая, что все козни Ануш есть не что иное, как мелкие пакости, вполне укладывающиеся в русло традиции, согласно которой суровая свекровь «обучает» невестку нехитрому мастерству ведения хозяйства.
– Прости меня, девочка, – хитрила мать Вачика и щедро одаривала сноху, а отходчивая Лиана никак не могла взять в толк, почему от нитки жемчуга, надетой на шею, перехватывает дыхание, деревенское масло, добытое по случаю, плесневеет, а цветок в горшке сохнет.
– Какая-то я невезучая, Вачик, – жаловалась она мужу, но быстро успокаивалась, когда слышала о том, что любимая женщина и мать двух замечательных детей в принципе не может быть невезучей.
– Понимаешь?! – страстно восклицал Вачик и призывал родить еще одного (или одну), над чем истово трудился, только почему-то ничего не получалось.
– Из-за меня, – виновато предположила Лиана.