Большое сердце Петербурга

– Ну что, мы идем? Я же хотела тебе показать свой любимый мост. Эрмитажный мостик, самый старый каменный мост Петербурга, – подвела меня к изящному мостику с аркой Анна, едва мы прошли Зимний дворец.

– Вижу. Даже лицо твое стало каменным, – пошутил я.

– Просто история уж очень печальная. Камнем ко дну.

– Ты про Пиковую даму?

– Ну, Пушкин здесь ни при чем. Я про оперу. Именно Чайковский сделал этот мост местом печальной смерти Лизы в своей опере «Пиковая дама», хотя у Пушкина такой эпизод вовсе отсутствует.

– Я знаю.

– Да? А ты знаешь, что прототип Пиковой дамы княгиня Наталья Голицына жила здесь недалеко, на Малой Морской, десять. Дом теперь так и называют – дом Пиковой дамы. Я была в этом доме, там все действительно дышит пушкинскими строками: лестницы, одна ведущая к камину, другая винтовая, зеркало, часы, огромный вестибюль.

– Как чувствует себя старушка? – обиделся я на то, что Анна не дала мне договорить.

– Не застала, княгиня умерла, едва ей стукнуло девяносто четыре. Жаль, такой красавицей была, она и вправду обладала тайной карт. Ей передал секрет волшебник Сен-Жермен, пожалев красотку, когда та проиграла графу Орлеанскому. Ну? – посмотрела вопросительно на меня Анна.

– Три карты?

– Да, давай свою версию оперы, извини, что тебя перебила. Знания рвутся наружу.

– Бывает. Композитор решил включить его в свое произведение, вдохновившись печальной историей жизни о некой Юлии Петровой, которая кончила самоубийством из-за несчастной любви, сбросившись именно с Эрмитажного моста. Это было описано в одной из петербургских газет тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года. В тысяча восемьсот девяностом году Петр Ильич Чайковский пересылает вырезку из газеты своему брату Модесту с просьбой включить самоубийство Лизы в либретто оперы. По сюжету «Пиковой дамы» в третьем действии Лиза бросается с Эрмитажного мостика в Зимнюю канавку после того, как от нее уходит помешавшийся на трех картах Герман. Отсюда происходит второе популярное название этого моста – «мостик Лизы». Поэтому место довольное тихое и грустное.

Анна кивала тихонько головой в знак согласия, будто я сдавал экзамен любимому преподавателю.

– Это только на первый взгляд. Раньше мост был местом свиданий фрейлин Екатерины Великой со своими кавалерами.

– В Питере что ни мост, то место встречи.

– Или расставания, – добавила Анна.

– Ну вот, опять Анна загрустила. Может, просто проголодалась? У меня есть шоколадка.

– Шоколадка? Это прекрасно, – закрыла глаза от удовольствия Анна, будто она уже лежала у нее во рту. – Ты читаешь мои мысли. Шоколад – это тот друг, который никогда не предаст. И пойдем уже к Атлантам, сбросим им груз ответственности, им не привыкать. Шутки шутками, но в этом месте действительно становится легче, посмотришь на них и понимаешь, что все проблемы, тяжести по сравнению с их тяготами просто смешны.

– Работа у них такая. Про них я кое-что знаю. Из греческой мифологии. – Я развернул фольгу и предложил плитку Анне.

– Правда? Рассказывай, – оживилась Анна, отломив дольку. – Гиды тоже люди.

– Еще какие! – согласился я. – Само по себе слово «атлант» с древнегреческого переводится как «нести». Возможно, именно поэтому большинство трактовок этого названия связаны с ношением чего-то тяжелого. Первое значение слова «атлант» – это имя одного из титанов второго поколения, держащего на своих плечах небесный свод. Иногда этот персонаж древнегреческой мифологии зовется Атласом. Также Атлантом, согласно одному из произведений греческого философа Платона, звали сына Посейдона. Впоследствии он стал первым царем Атлантиды, а народ стал зваться атлантами. Те же греки, а после них и римляне ввели в обиход понятие «теламон», обозначающее использование скульптур вместо колонн при оформлении зданий. Если скульптуры изображали женщин, они назывались кариатидами, если мужчин – атлантами. Могучий брат Прометея, держащий на своих плечах небо титан по имени Атлант, или Атлас, появился задолго до древнегреческих божеств. Как и его свободомыслящий брат Прометей, Атлант был обречен на постоянное страдание. Ведь на его могучих плечах и день и ночь покоился небесный свод.

– Красивая история, очень вкусная, – спрятала еще дольку шоколада за своими губами Анна. – Божественная биография, – улыбнулась она довольная.

– Кстати, не знаю почему, но эти Атланты не выглядят страдальцами.

– Это благодаря Николаю Первому: глядя в окно, прорубленное Петром Первым, он немного изменил облик классических исполинов. Если в древнегреческой мифологии это были брутальные бородачи, то в Эрмитаже – это гладкие изящно сложенные юноши. Петр рубил бороды боярам, а Николай – Атлантам.

– «Отрубил» – хороший глагол. Сказала – как отрезала, – добавил я остроты.

– Надо почесать мизинец Атланта и загадать желание, – Анн прикоснулась к пальцу великана.

– Он точно не боится щекотки?

– Он ничего не боится. С тех пор как пятиметровые фигуры на протяжении пяти лет высекали сто пятьдесят каменотесов, они ничего не боятся. Потом еще три года полировали их вручную.

– Заглаживали вину? – усмехнулся я.