Большое шоу. Вторая мировая глазами французского летчика

Когда мы прибыли, поднялся адский шум. Я летел со скоростью более 500 миль в час. Ко времени, когда я приблизился к краю поля, я был в 60 футах от земли и тут же открыл огонь. Пестрая поверхность якорной стоянки была полностью занята прикрепленными «Дорнье-24 и -18». Три линии белой пены говорили о спутанном следе трех самолетов, которые только что взлетели. Ряд «бломов» и «фоссов» в колесных люльках были готовы, и их спускали на воду пандусом. Я сосредоточил свой огонь на «Bv-138». Крепление люльки сорвалось, и я прошел через огромную дымящуюся массу, которая накренилась, упала в море и поплыла.

Зенитная артиллерия усилила свою ярость. Справа от меня появились вспышка, и поврежденный «темпест» упал в море в потоке брызг.

Иисус! Поставленные на якорь лодки были вооружены, а одна из них – большой торпедный катер – вела огонь изо всех орудий. Я инстинктивно втянул голову в плечи и, все еще летя низко, чуть повернул налево, так быстро, что не мог стрелять по «дорнье», затем быстро повернул направо вслед за огромным «Юнкерсом-252», который только что взлетел и уже становился тревожно большим в прицеле моего орудия. Я выпустил в него длинную очередь огня и поспешно ушел, избегая столкновения. Обернулся и увидел, как «Юнкерс-252» с двумя пылающими двигателями и хвостом, состриженным моими снарядами, упал в море и взорвался.

Скорость отнесла меня далеко – прямо на торпедный катер, который плевался во все стороны изо всех своих орудий. Я прошел в 10 ярдах от его узких носов, прямо над водой, и зенитная артиллерия подняла тысячи труб. Я поймал мелькание белых теней, мечущихся по палубе, увидел языки пламени, исходящие из ее орудий. Из-за них все замаскированные судовые надстройки казались живыми. Трассирующие снаряды рикошетировали в воду и взрывались повсюду в радиусе 500 ярдов. Очередь шрапнели сбросила вниз стаю чаек, которые упали в море, охваченные паникой и истекающие кровью. Фу! Наконец-то вне предела досягаемости.

Я обливался потом, судорога сдавила горло, и я не мог сказать ни слова по радио. Чтобы снять спазм, я задерживал дыхание в течение всей атаки, а мое сердце билось с глухим шумом, готовое разорваться. Я набрал высоту широким восходящим поворотом на левый борт. Что происходило? Ситуация выглядела довольно мрачной. Над аэродромом шел ужасный воздушный бой. Три самолета шли вниз, охваченные огнем, я был слишком далеко, чтобы разглядеть, были это друзья или враги. Еще один, разбитый, оставил в небе хвост пылающих фрагментов, а пятый вошел в штопор, волоча за собой белый след дыма. Остальные горели на земле.

Радио передавало невразумительный хаос криков, воплей, ругательств, смешанных с грохотом стреляющих орудий. Около торпедного катера, в клочьях пены, горели остатки самолета, и плотный черный дым, скручиваясь, поднимался от обширной поверхности горящего бензина.

Что случилось с самолетами моего отделения? В небе не было даже признаков их присутствия. Я видел, как «темпест» упал справа от меня, когда началась атака, предположительно самолет Боуна. Машина, которую сбил один из немецких кораблей, была машиной Кроу, я был уверен. Что же касается Ворли, он был невидим.

Я задумался на мгновение. Должен ли я пытаться вступить в бой с немецкими истребителями в небе Хейлигенхафена или же мне следует совершить второй пробег над немецкой базой, извлекая преимущество из паники, которая, вероятно, там происходила?

Довольно неохотно я решил снова спуститься до уровня моря и на полной скорости начал летать вокруг острова Фемарн. Вдруг я оказался лицом к лицу с тремя «Дорнье-24», вероятно, теми, которые поднялись с Гроссенброда за несколько секунд до нашей атаки и чей след я видел. «Дорнье-24» – это большие трехмоторные летающие лодки весом около 19 тонн, действительно медленные, но хорошо оснащенные защитным оружием.

Когда я очнулся от шока, то, чтобы не попасть под их перекрестный огонь, увеличил скорость и зигзагом назад пошел на них, фотографируя. Затем, находясь вне пределов досягаемости их пулеметов, я взял на прицел ближайшего. После двух взрывов один из его двигателей горел, а другой чихал. Он попытался совершить вынужденную посадку, но, поскольку на его стороне мыса море было буйным, он опрокинулся и все же значительно повредил себя.